«И всё – таки, Пашка гад!»- это была её первая утренняя мысль. Именно она означала полный отрыв ото сна. Потом была зубная щётка, макароны и вахтёрша Ирен в зелёной ангорковой кофте, густо усаженной вышитыми бирюзовыми цветами.
«Гад Пашка! Это надо же было так меня кинуть! Ладно, хорошо! Ничего, ничего, я всё припомню. У меня память хорошая»- это была вторая в этот день мысль про Пашку.
Была ненормальная зима с совершенно нормальными весенними лужами и нормальным весенним солнцем в них, что было тоже ненормально. Катя глядела в водицу, внимательно разглядывая своё отражение: немного взлохмаченную ветром рыжую шевелюру, красный шарф, толстым слоем намотанный вокруг воротника синей куртки, стройные ноги, обтянутые потёртыми джинсами и подошву массивных «тракторных» ботинок, занесённую над грязным зеркалом лужи.
«А ведь я очень даже ничего!» - гордо сказала она то ли своему отражению, то ли ботинку…
До института оставалось шагов шестьдесят, и Катя ясно различала среди студенческой толпы отдельные, до родного, (до отвратительного
или до умилительного?) знакомые лица.
Вот Вадик, тянущий сигарету с видом человека, делающего это по принуждению (сказывалось неадеадекватное состояние организма после бурно проведённых с соседом Славкой дней отдыха), Севка Куча, возвышающийся над остальными, радостно и как всегда вяло хохмящий и сам же усмехающийся над своими шутками. К ним присоединилась парочка негров – близнецов, с факультета энергомаша, которых все любовно называли «Чёрным налом». Что касается личного мнения Кати, эти два близнеца только лишний раз подтверждали теорию о том, что «все они на одно лицо». И, наконец, среди этой маловесёлой компании стоял Пашка, гадко отставив правую ногу и гадко крутящий на пальце гадкий брелок, гадко подаренный ему гадким Васькой Б.
«Вот сейчас подойду и даже не взгляну! Они окликнут, конечно, спросят что- нибудь, а я не отвечу. Пусть стоят, гадают! А я гордо так пройду и ни скажу, ни слова! Я что ему, девочка, какая – нибудь, чтобы такое от него терпеть? Сам же попросил, потом заставил ждать, а когда уже ждать перестала, пришёл, обнадёжил и снова сбежал. Ссылаясь, на какую то ерунду. И не вернулся! И…просто гад! Противен! Ох, противен!»
До ребят оставалось несколько шагов. Ой, как колотилось сердце! Как предательски, явно неестественно скривились губы в (как бы) презрительную усмешку. Походка даже стала чрезмерно старательна и (вот зараза) как колотилось сердце!
-Катюша, привет! Что это с твоим лицом?
Блин! Что с моим лицом? Вот подстава!
- Что с моим лицом? – как бы невозмутимо.
-Какая то ты вся искривленная!- это Куча хохмит.
- Тебя увидела, не смогла скрыть радости!
И про себя: «Как я его! Ишь, остряк! А Пашка то глядит как нежно! Господи! Это что же такое? Отчего он так глядит то? Улыбается, и главное – не смеётся, а нежно как-то…»
-Кать, - идёт к ней, - Кать, постой-ка…
«Ага, сейчас остановлюсь!»
-Ну, чего тебе?
-Кать, прости меня? Не дуйся.
Она остановилась.
Тот, кто в жизни ни разу не смалодушничал, либо врёт сам себе, либо просто души не имеет. Что такое – малодушие? И чем оно некрасиво? Вот Венечка Ерофеев так вообще считал малодушие благородной чертой и прямо говорил, что этим даже нужно гордиться.
Помня об этом, Катенька простила себе малодушие, объясняя всё слабостью душевной, рождённой, по всей видимости, всё – таки, чувством.
О! Как обременительно сладостно, как разрушительно – созидательно это чувство! Какая древняя и снова, тысячу раз изобретённая философия! Как всё просто, когда это случается с другими и сложно, когда происходит с тобой! Вот стоит гордая, как ей самой ещё недавно казалось девчонка и ничего не может сделать со своим малодушием! Закрылась в свои ощущения, как в раковину, копается в них, пытается что – то понять, решить, как поступить правильно. Проклинает малодушие своё, ругает себя за чувства, выгоняет его из себя, но раковина (Что это? Душа? Воля? Подсознание?) не пускает ничего из себя. И вот стоит Катя, смуты полна, и ничего сделать не может. В очень простой, с виду, ситуации видит для себя слишком сложный выход – уйти! И стоит.
- Кать, курить хочешь?
- У меня есть.
-А – а…
Тишина.
-Ты меня вчера долго ждала?
« Нет, вот ещё!»
-Долго, до половины первого.
-Ого! Кать, прости, если б я знал…
Оба смотрят в землю.
-А если бы знал, то что?
-Да я думал, ты легла уже. Я же в одиннадцать только освободился. Думал, спишь уже. Мне неудобно…Я если б…
Катя сжала губки, отвернулась.
- Кать, у тебя сейчас что по расписанию?
- А что?
- Давай задвинем на первую пару?
-И?..
-Погуляем, поговорим...
«Эх, надо бы возразить. Надо бы отказаться. Раз! И отрезать! Холодно так. Видно же, что жалеет. По – настоящему жалеет. Надо отказать и уйти. Это очень просто: «Нет!» и пошла! Давай, Катя, «Нет!» и пошла!»
-Да, идём.
И всё!
«Дура! Дура! Дура!»- думала про себя Катя, - «Как пионерка. Аж противно! Фу, мерзость, какая!»
«Упоительно!»- шептало что – то в раковине, - «спокойно, счастливо».
«Сама себе противна!» - думала Катя.
« Как хорошо! Как радостно!»
«Ненавижу эту Любовь!» - Катя.
«Обожаю! Боготворю Любовь!» - голос.
Пашка всю дорогу о чём – то рассказывает, изо всех сил старается быть остроумным, смущается (ругает, наверное, себя за смущение). Катя улыбается. Слушает в пол – уха Пашку, внимательно слушает голос в раковине.
Пришли куда – то. Дом, с серой аркой, лавочка… Сели на неё. Пашка за руку держит, одним пальцем гладит её ладошку.
- Катя...
- М – м – м…
- Катя, я тебя…
И не договорил. Она повернула удивлённое лицо к нему, и он впился губами в её приоткрытый рот.
И тут что – то окунулось в её раковину! Что – то горячее, сладостное, делающее счастливой! Это несказанное слово, только оно проникло во внутрь, а вместе с ним ОН! Как глоток воды для умирающего в пустыне от жажды, влился в душу и заполнил всё!
И тут Она проснулась!
Всё уже было начищено до блеска. Пахло чем – то ароматным, сверху тоненькой алмазной струйкой текла тёплая вода. Хозяйка, проникнув в отверстие слива жёстким «ёршиком», убирала остатки пасты чистящей пасты и ржавчины.
О! Как было хорошо. Как Ей нравилось, когда хозяйка чистила Её «ёршиком». Она вся блестела от удовольствия. Это было чувство безграничной неги. Если бы кафель мог Ей позволить, Она потянулась бы, расставив несуществующие руки в стороны, но Она была всего лишь раковиной… Когда в ванной комнате выключали свет, Она всегда засыпала и Ей всегда снились какие – нибудь сны, всегда странные, но всегда такие реальные. И в этих снах Она испытывала чувства. И эти чувства вовсе не были чужими. Это были Её чувства – чувства раковины. И сон, в котором она была студенткой Катей, был рождён этими непонятными, завораживающимися и волшебными ощущениями, которые превращают каждый прошедший день в ЖИЗНЬ!