Мы разучились говорить о Боге.
Хотя, казалось, это невозможно.
Бог – есть любовь.
Избитые пороги
и скулами распластанная кожа
в гримасе «боль».
Мы разучились верить
в тепло ладони, в слезы на ресницах.
Бог – есть терпенье.
Запертые двери,
в которые никто не постучится –
да, просто за ненадобностью.
Воздух
прогоркло-спёрт, безбашенно-растрачен –
как детские конфеты – что «без спросу»,
как взрослые увертки – что «без сдачи».
Так мы, себя по капле разбазарив
(а много ли их было? – да, в угаре
уже не вспомнить. Славно поиграли),
теперь ежесекундно ждем удара –
не со спины, а в самое подвздошье,
глаза – в глаза –
безжалостная пропасть –
тем глубже, чем нежнее «мой хороший»
шепталось,
чем безудержнее скорость
была на виражах.
Глотаем жадно
тот самый, спёртый, с запахом ирисок –
которые без спросу.
Променадом -
по накрепко зазубренному списку
пре-тен-зий.
Боже-боже-боже-боже…
Моим ладоням до твоих далече –
мои, лаская – только растревожат
и, исцеляя – только покалечат.
Мы разучились говорить о Боге.
И о любви.
Киваем «с добрым утром»,
и окунаемся в коктейль других двуногих
на отведённые до вечера секунды,
часы, недели –
скоро будет отпуск,
машина, дача, новая квартира…
И так легко держать удары в корпус,
запрятанные чувства не транжиря –
как будто нет их.
Говорить о главном –
Не-поз-во-ли-тель-но-е безрассудство –
как будто НАС осталось очень мало,
как будто мы – горошины на блюдце…
Рас-ка-ты-ва-ем-ся…