В ночном кафе, прокуренном, гудящем,
С пустующим сидела дама взглядом,
Чей взор бездушно стыл, во мглу смотрящий.
За неименьем мест присел я рядом.
Пред ней стоял бокал, дышало пиво,
Во тьму впивался кончик сигареты.
Знакомая картина? Что ж, не диво...
Да, собственно, к чему я вспомнил это?
Ах да! Так вот, уселся возле дамы.
Напротив оказались наши лица.
(Сдается мне, когда-то Нострадамус
Предрек, что так должно было случиться.)
Была так одиноко-величава.
Сжимала кожа туго, плотно тело.
Немного показалась худощавой.
А впрочем, к черту формы! В том ли дело?
А дело в том, что взгляд её пустынный,
Безмолвный, как полночное мгновенье,
Когда из-за завесы мутно-дымной
Вновь вырастал, будил вопрос, сомненье.
Я вопрошал: ужели правда это –
Неужто мы, мужчины, обмельчали,
И даме с ядовитой сигаретой
Теперь томиться в тягостной печали?
Ведь, право, всем знакомо объясненье,
Что, мол, лишь потому пол слабый курит,
Когда любви святое вдохновенье
Мужское в них подобие не будит.
Лицо её, хоть каменно, но мило,
Еще не утомлёно увяданьем.
И пусть из глаз учёность не сквозила,
Могла бы, всё же, страсть пронзить страданьем.
Но что-то восставало между сердцем
И стрелами крылатого Амура.
В глаза мои – как будто, чужеземца –
Любовь, не понимая, зрела хмуро.
И, словно, раб пронзительного взора,
Придавленный смущением великим,
Я умолял: – Избави от позора!
О сердце, отчего сокрылось ликом?
И тут же сердце сжалилось над мною,
Любви ответив прямо и сердито:
– Мужчины обмельчали, да, не скрою.
Но все ль из них столь жалки, Афродита?
А ну-ка, присмотрись к соседней паре!
Там тоже – видишь? – женщина красива.
Не оттого ли рыцарь в страстном жаре,
Что дама и не курит и без пива?..
11. IV.2007