И ещё раз про любовь. Глава 3
Цодикова Ада
Первое, что почувствовала Марго, открыв массивную, обитую кожей дверь в квартиру, едва уловимый чужой запах.
Устала... вот и кажется с дороги, - подумалось ей.
Она скинула чёрный шёлковый плащ, аккуратно повесила его на плечики в стенной шкаф и едва взглянув на себя в зеркало в прихожей, прошла в комнату.
Небольшая гостиная с задрапированными тяжёлыми портьерами окнами от заходящего солнца подействовала, как всегда, успокаивающе.
Как дома хорошо! – подумала она словами своего маленького любимца внука. Ей всегда вспоминались эти его слова, сказанные им в таком крошечном возрасте, что не могло не удивлять.
Нынешние дети!... Как быстро они растут и развиваются...
Настроение было не из приятных. Мама, которую она еженедельно навещала, безнадежно старела и как-то потихоньку, незаметно, уходила... Больно было смотреть, как эта когда-то очень подвижная, полная энергии и радости жизни женщина, становилась всё беспомощнее и всё меньше, меньше... Усыхала, как цветок на корню. Страшно было сознание, что и её саму ждёт такой же конец. Старость... болячки...
Эх, правду люди говорят, надо пользоваться жизнью. Каждым её мгновением! Пока возможно...
От усталости аппетит почти пропал. Но надо было чем-то подкрепиться, выпить хотябы кофейку.
К кофе она пристратилась недавно. Врачи не рекомендовали кофеин из-за кисты в груди и Марго послушно пила чай без кофеина. Чтобы не было так безвкусно, чуточку разбавляла его молоком. Ложка сахара. Белая булочка с мёдом и творогом – вот и завтрак, вполне съедобный и вкусный.
Теперь же, с болезнью мамы, она махнула рукой на все эти предосторожности – всё равно один конец! Что уж тут поделаешь... И так радостей мало в жизни. И кофе стал её любимым вкусовым развлечением.
Марго вошла в блестящую кафелем ванную помыть руки.
И снова, какой-то раздражающе сладкий, чужой аромат повеял в воздухе.
Странно... что бы это могло быть? Неужели Аркаша купил новый дезодорант или духи во время её недолгого отсутствия?
Она поискала глазами на стеклянной полочке, где лежала парфюмерия мужа, увлекающегося разными одеколонами, но ничего нового не нашла.
Помыв руки и освежившись, она обернулась к висящем на стене полотенцам, и заметила на своём белоснежном махровом полотенце следы губной помады.
Это ещё что такое?? Не может быть, чтобы она так неаккуратно позволила себе вытереть лицо, не сняв, как обычно, помаду с губ специальным лосьоном. Уж в этом она никак не могла обвинить себя. Муж недаром называл её чистюлей. Аккуратность была в её крови. И никакая усталость не могла отвлечь её, чтобы так небрежно обойтись с полотенцем.
Боже!...
Краска бросилась ей в лицо.
Неужели... неужели здесь побывала чужая женщина?...
Она задохнулась от гнева и возмущения. Противно задрожали колени.
С отвращением бросив полотенце на пол, как жабу, запачкавшую ей руки, она чуть ли не бегом бросилась в спальню.
Не может быть! Не может этого быть! – снова и снова повторяла она себе, стараясь унять колотившееся сердце. – Быть такого не может! Чтобы Аркаша позволил себе такое? Так унизить, так оскорбить её? Привести в дом женщину в её отсутствие? Она просто глупая дурёха! Наверно сама не заметила, как оставила губную помаду на полотенце. Наверно просто плохо, не до конца протёрла губы лосьоном. Ну может же такое случиться, хотя бы раз в жизни?! В конце концов, это просто недостойно подозревать мужа, с которым прожила тридцать лет, и который никогда не давал ей повода для ревности. Хотя, сама она его ревновала в молодости ужасно. А он всегда смеялся над нею. А иногда обижался. Ну, в самом деле, нельзя же себе так придумывать приключения! Наверно, ей тогда просто адреналинчику не хватало. Уж слишком спокойной и размеренной была их жизнь.
Марго постаралась взять себя в руки и унять дрожь, пробегающую по телу.
Медленно подошла к зеркалу, висящему в овальной белой раме над белым туалетным столиком. Подняла глаза. На неё испуганно глядела незнакомая пожилая женщина.
И это я? – С удивлением подумала она. – Разве я такая? Где мои большие глаза? Сейчас они за отёками почти не видны... Где мои тонкие высокие скулы? Лицо оплыло, стало тяжёлым и серым... И только волосы ещё сохраняют свою пышность. Правда, она из брюнетки давно превратилась в блондинку. Но ей всегда казалось, что новый цвет молодит её. И подружки хором поддерживали. И Аркаше нравилось. Впрочем, кто ж не знает, что мужчинам всегда нравятся блондинки!
Не отводя взгляда от своего отражения, она потянулась привычным жестом к щётке, чтобы пригладить непослушные пряди, свисающие на лоб и щёки. Но рука щётки не нашла.
Взглянув вниз на блестящую поверхность столика, Марго, наконец, увидела щётку. Она была странно сдвинута с привычного места и лежала теперь рядом с коробкой, где она держала свои не драгоценные украшения. Драгоценности, она всегда хранила запрятанными в шкафу. Так, на всякий случай.
Марго не донесла щётку до своих волос.
С щетины свешивались два длинных чёрных волоса.
Ты здесь? Уже приехала? – донёсся голос мужа до неё, отвлекая от ступора, с каким она сидела на кресле возле кровати. Марго всё ещё судорожно сжимала в руке щётку с противными волосками, разбившими её устоявшийся и казавшейся таким прочным мир ещё пару часов назад.
Она не двинулась, не шелохнулась.
В проёме двери показалась голова мужа с удивлением и тревогой на лице.
«Что с тобой? Почему не отвечаешь? Тебе плохо? Нехорошо?»
Не получив ответа на град своих вопросов, Аркадий Семёнович подошёл ближе к жене и перевёл взгляд с её лица на руки.
«Ты можешь, наконец, ответить? Что с тобой?» – уже начиная серьёзно тревожиться спросил он, не понимая, почему она сидит с таким похоронным видом и не переодевшись с дороги.
«Что-то с мамой?» – мягко спросил он, понижая голос и готовый придти на помощь и утешить жену, с которой явно что-то стряслось.
Марго, не поднимая глаз, и всё так же не двигаясь, протянула ему щётку.
Ей трудно было взглянуть в лицо мужа. Чувство гадливости, будто она съела что-то липкое, грязное, вонючее, поднималось в груди и ей казалось, что её сейчас стошнит прямо в холёное лицо того, кто ещё совсем недавно был так дорог и любим.
Аркадий Семёнович, всё ещё недоумевая, принял протянутую ему щётку и наконец увидел то, что подвергло его жену в такое состояние.
Отвергать, увиливать, придумывать что-то было бы глупо. Попался – отвечай.
Да и какое оправдание можно придумать тому, что на щётке два тёмных длинных волоса, когда у него самого они короткие и седые, а у жены...
Не додумав до конца мысль, он почувствовал, как ослабло вдруг всё его тело. Захотелось, как детстве, убежать, спрятаться, чтобы никто не нашёл, не отругал и не наказал за нечаянно разбитую дорогую хрустальную вазочку на столике.
Но бежать было некуда и не от кого. Разве от собственной совести убежишь?
Он опустил глаза и тяжело присел на кровать рядом с женой.
Никогда ещё так погано не было на его душе.
Зачем, ну зачем ему понадобилась эта чужая девочка? Разве минуты сладострастия, что он испытал в экстазе слияния и обладания чужим молодым телом стоят того унижения и боли, которые они оба испытывают сейчас с женой? Да, он доказал себе, что всё ещё мужчина в полном соку. И не его вина, что давно уже не испытывал ничего подобного со своей законной женой. Да и Розочка (как он любил называть Марго в приливе нежных чувств), разве она виновата в этом? Годы, привычка, берут своё. И острота ощущений теряется – разве это новость для кого-то? Но ведь любит он по-прежнему только её, свою дорогую девочку Розочку-Марго-Маргариту! Уж в этом он нисколько не сомневается. Но как объяснить теперь это ей, своей жене, когда она сидит вот так, потерянно, как чужая в собственном доме, который они строили так долго и так бережно?
А она всё молчит... И всё так же не выпускает из рук проклятую щётку, словно на этих волосках висит теперь вся её жизнь, и выпустив щётку из рук, она рухнет в пропасть, которую вырыл для неё беспутный развратный муж.
Наконец, он собрался с духом.
«Марго.... Я не буду, не могу ничего объяснять... Прости, если можешь... Прости!»
Марго слушала и не верила собственным ушам.
Вот так, просто, как будто ничего такого особенного, экстраординарного не случилось, как будто её только что не втоптали в грязь и только потому, что её тело осмелилось уступить природе и состариться, надоесть, перестать быть лакомством для не ослабевающего аппетита самца, на её собственных простынях извивались два чужих тела (тело мужа казалось ей таким же чужим и отвратительным, как тело неизвестной самки) и никакими усилиями ей не удастся стереть это из своей памяти, из своего сердца, вот так просто её муж говорит о том, что произошло в их жизни и даже не пытается оправдаться?
Впрочем, что за глупости. Какие уж тут оправдания...
Нагадил – и всё тут.
Марго поднялась, тяжело опираясь на подручники кресла. Слава богу, у них есть ещё одна комната, где она может спать на диване. Никогда больше она не вернётся в спальню, где навсегда поселился призрак чужой женщины, пахнущей своим телом, своими духами. В молодости она бы вообще ни минуты не осталась в этой квартире. Она хорошо знает себя. Убежала бы куда глаза глядят.
Но теперь ей некуда да и незачем бежать.
Пройдёт время. Шрам загладится, зарубцуется. Это сейчас тяжело и больно. Потом будет легче. Она от всей души надеется на это. Хоть бы не ошиблась!
Нужно жить дальше. А там видно будет.
Жизнь обманула её. Самый главный, самый близкий человек предал её. Изменил ей. Она физически ощущала эту измену. Гнала мысли из головы, а тело противилось, не поддавалось на уговоры. Противно сжималось и болело внизу живота, там где только мужу было разрешено прикоснуться, дотронуться, и никогда никому кроме него...
Аркадий Семёнович не пытался остановить, удержать жену. Помимо его воли вспоминалось горячее молодое и упругое тело, которое так сладко прижималось к нему ещё несколько часов назад. Душа рвалась утешить жену, соврать, что ничего не произошло, ей причудилось, приревновалось понапрасну! А тело вспоминало жгучие ласки и хотелось ещё, ещё... Безумие какое-то!
Марго сидела в своей маленькой комнатке, которая вот только сейчас, сию минуту, стала действительно её, раздельно от мужа. Она ушла в неё, как в раковину улитка, как в своё спасение, для того, чтобы спокойно, насколько это возможно спокойно, обдумать случившееся.
То, что Аркадий не спорил, не пытался выкрутиться, переубедить её, не сказал, что она дура несусветная, резало по сердцу, как ножом. Уж лучше бы соврал... Подумаешь! Волосы! Мало ли как они могли попасть на щётку? Может, кто-то из её подруг пользовался ею? Правда, у неё нет подруг и знакомых с длинными тёмными волосами.... Но это ничего не значит, - пыталась переубедить она сама себя. Лучше поверить в несустветное, чем в измену мужа...
Неужели этот несчастный волосок должен перечеркнуть всю их долгую и счастливую совместную жизнь?!
А правда... неужели должен?...
Мысли кружились в голове с отупляющей быстротой. Они, как нитки в клубках разноцветной шерсти, переплетались, путались между собой, по очереди выставляя то один, то другой конец нити. Но стоило Марго ухватиться за него, как он исчезал, прятался обратно в клубок, не давался в руки...
Успокойся! – снова и снова приказывала она себе.
Но успокоиться не удавалось.
За дверью стояла могильная тишина. Видно, Аркадий боялся шелохнуться, замер там, у себя в комнате, надеясь не потревожить , не разбить хрупкий мир, ненадолго воцарившийся в квартире. Как у постели тяжелобольного боятся сказать громкое слово, ходят на цыпочках, так и Аркадий, притаился, замер..
За что? За что? За что?? – бился кулаками в её душу вопрос. Бился так больно, что хотелось расстаться с душой. Ничего больше не чувствовать.
На миг мелькнула мысль взять своё лекарство от давления и выпить сразу всё, что осталось в коробочках. Но только на миг.
Она решительно вышла из комнаты. В прихожей схватила свой плащ и сумочку и закрыла за собой дверь.
Глава 4
Леонид. Шейнцвит
Хотя на работу идти сегодня не надо было, так как в институте были зимние каникулы, Маргарита Николаевна встала рано, приняла ванну, накинула любимый шёлковый халат на голое тело, приготовила себе отличный завтрак, поставила пластинку с «итальянцами» и села за стол. Она любила слушать заезженную пластинку с концертом Тото Кутуньи, когда у неё было приподнятое настроение. А сегодня она встала в прекрасном настроении, хотя ночью спала очень плохо, урывками, но бессонница была не мучительная, а напротив – мысли всё приходили какие-то возвышенные, вспоминалось всё хорошее, что было в её жизни. То ли во сне, то ли наяву возникали яркие картины, их, с молодым Аркашей, любовных игр… Эти картины вызывали прилив каких-то, до боли знакомых, щемящих, приятно терзающих душу, ощущений… Маргарита Николаевна, чувствовала прилив приятной тяжести внизу живота, тело охватывало желание, устоять против которого она была не в силах…. Рука тянулась к чувствительной точке, ласкала её, сначала нежно, потом всё интенсивнее, пока женщина не доводила себя до изнеможения… Образ молодого Аркаши, как-то незаметно сменялся другим не знакомым, но в то же время очень близким образом юноши. Это был образ, то ли, красавца Вадима - однокурсника, с которым она встречалась до того, как полюбила Аркашу, то ли одного из её студентов. Образ был какой-то не чёткий. Иссини чёрная шевелюра молодого Аркаши превратилась в волнистые, рыжие волосы… Он – этот юноша, а не она сама, ласкал её и доводил до исступления…
Хотя Маргарита Николаевна и вернулась в спальню из своей комнаты, где почти полгода проспала на диване, и отношения с мужем постепенно восстановились, они оставались весьма холодными и натянутыми. О сексуальной близости с изменившим мужем не могло быть и речи. Благо в спальне у них были две сдвинутые кровати, которые она раздвинула, и свою придвинула к стене, хотя это и было ужасно не красиво.
Маргарита Николаевна медленно, с наслаждением съела тост с ветчиной и стала маленькими глотками пить превосходный кофе. Когда у неё случалось такое вот, не обычно приподнятое настроение, она совершенно забывала и о диете, и о том, что сахар в её крови начинает вылезать из допустимых рамок, как тесто из кастрюли, и что онколог запретил ей кофе. Улетучивалось гнетущее чувство страха перед предстоящей операцией удаления кисты. И, вообще, наступало чувство уверенности, что всё замечательно. Душа её пела. Маргарита Николаевна в такие минуты, будто лишалась природного ощущения опасности. Ей везде хотелось идти напролом, переходить дорогу перед носом у машин – ей казалось, что какая-то высшая сила охраняет её от всего плохого. Она даже верила, что в ней есть что-то дьявольское, как в её тёзке, Маргарите из романа Булгакова. Недаром же у них и отчества совпадали.
В последнее время Маргарита Николаевна ощущала, будто в ней живут две личности: одна – чистая, скромная, преданная жена, Розочка, какой она была всю свою жизнь, и другая – Маргарита. Тёмные силы проникли в её непорочную душу и наделили колдовскими свойствами. Розочка, оскорблённая изменой любимого мужа, разочаровалась жизнью, мечтала о смерти. Ведьма же, Маргарита, напротив, была счастлива, забывала всё плохое, жаждала удовольствий. Желания, не совсем чистые с точки зрения Розочки, переполняли её метущуюся душу.
Маргарита Николаевна преподавала литературу в педагогическом институте. «Мастер и Маргарита» был её любимым романом – она знала его наизусть и старалась передать эту свою любовь студентам. Она часто, произносила мысленно отрывки из романа, соответствующие ситуации, воображала себя той Маргаритой – ведьмой. Она даже верила, что может летать, и, когда стояла у большого, открытого окна, её непреодолимо тянуло раскинуть руки и полететь над парком, над морем... В голове, будто невидимый диктор читал отрывок из книги:
{ - Пора! Вылетайте, – заговорил Азазелло, и по тону его было слышно, что ему приятен искренний, радостный порыв Маргариты… Полетайте над городом, чтобы попривыкнуть, а затем на юг, вон из города. Вас ждут!.. }
Один студент, изучающий иврит тайно, так как за обучение ивриту в советское время сажали, как за распространение сионизма, объяснил Маргарите Николаевне, что Азазель, в переводе с иврита, означает – дьявол.
В такие периоды приподнятого настроения, Маргариту Николаевну жутко раздражали любые замечания мужа и дочери по поводу её необдуманных, часто не логичных, поступков. Она становилась очень возбудимой, агрессивной, не терпимой ко всему, что делалось против её желаний. Обижалась на каждую мелочь, плакала по пустякам, но быстро отходила. Именно в такие периоды, ночами на неё надвигалась бессонница с эротическими видениями, обострялось сексуальное влечение…
После завтрака, ощущая прилив энергии, Маргарита Николаевна стала прибирать квартиру, собирать бельё в стирку. Она не могла сидеть без дела, ей хотелось что-то делать, двигаться, петь, болтать без умолку по телефону. Она решила, что после уборки пойдёт в город. Хотелось пройтись по магазинам, мерить одежду, покупать, покупать, покупать... Хотелось просто гулять по улицам...
* * *
Аркадий Семёнович сидел с удручённым видом на диванчике, в кабинете у психиатра. Хозяин кабинета, его друг и однокурсник, доктор Берман, работал в том же институте.
- Да нет, Арик, уверяю тебя, это не шизофрения – доктор Берман зажёг спичку и стал раскуривать трубку – несомненно, у твоей жены - депрессия.
- Фима, о чём ты говоришь? Депрессия – это подавленность, отсутствие желания жить, а у неё хорошее настроение, слишком хорошее. Она абсолютно уверена в себе, в ней кипит энергия, но все её поступки продиктованы исключительно чувствами, а не благоразумием. С ней невозможно разговаривать – она не терпит возражений…
- Арик, дорогой, ты, что совершенно забыл лекции по психиатрии профессора Ямпольского? Хотя не удивительно, прошло более тридцати лет. Так я тебе напомню, что нет такой болезни «депрессия», а есть маниакально депрессивный синдром. Это - двухполюсное психическое расстройство, при котором чередуются две противоположные стадии - депрессивное и маниакальное состояния. Во время депрессии, действительно, происходит эмоциональная подавленность. Эмоции, как бы отключаются, работает один голый разум, и это – ужасно. Потому что, когда человек начинает голым разумом анализировать происходящее, логические выводы приводят его к истине жизни, которая, в сущности – отвратительна. По большому счёту – это войны, голод, насилие. В личной жизни – это измены, предательство, болезни. Да и вообще, для чего, если логически рассуждать, жить, если всё равно умрёшь? Вот разум и приводит к логическому выводу – самоубийство.… Ведь на то и даны человеку эмоции, чтобы помочь ему справиться с горькой логикой жизни.
- Когда же депрессивная стадия кончается и сменяется эмоциональным возбуждением, всё происходит наоборот – эмоции подавляют разум. Они кипят, бурлят, часто сменяют одна другую. Радость сменяется печалью, смех быстро переходит в слёзы. Человек, будто теряет благоразумие, подчиняясь бурлящим эмоциям. Он может совершать такие смелые поступки, на которые никогда бы не решился в нормальном состоянии. Душевный подъём вызывает прилив энергии. Человек способен много и продуктивно работать, ему хочется двигаться, говорить, обостряется половое влечение. Кстати, не только гормоны, которые она принимает, но и эмоциональное возбуждение в этой стадии, причина такой, не по возрасту обострённой сексуальности Марго, хотя возрастных критериев сексуальности, в принципе, не существует. Скажи ещё спасибо, что твоя Розочка, благодаря природной порядочности не пошла по рукам.
Когда эмоции кипят и наскакивают одна на другую, личность может, как бы раздваиваться. Пациент может казаться окружающим другим человеком – другой характер, другое поведение.
Многие великие люди были подвержены такому психическому расстройству. Известно, что им болел Наполеон. Вполне возможно, что он, в таком вот состоянии, когда притупляется чувство опасности, и благоразумие уступает душевному подъёму, совершал свои знаменитые военные подвиги.
- Фима, но тогда выходит, что все люди больны?
- Верно, всем людям присуща смена душевного состояния. Душа – она, как маятник. Душевное состояние здорового человека состоит из чёрных и белых полос, и это помогает организму постоянно находить нужный баланс между разумом и эмоциями. Так акробат балансирует на канате - отклоняясь, то вправо, то влево, он сохраняет равновесие. У больных людей этот баланс нарушен – маятник слишком сильно отклоняется в разные стороны, от эмоций к разуму. Многие люди даже не подозревают, что больны. Да и психиатру не всегда удаётся уловить ту грань, где кончается нормальное качание маятника и начинается душевное расстройство. Но мы, слава богу, живём не в средние века, когда из душевнобольных людей изгоняли нечистую силу. Пропишем твоей обаятельнейшей «ведьме», литий, и всё будет в порядке. Ты мне только скажи, Арик, а что у Марго не было депрессивной стадии, подавленного состояния?
- Было, ещё какое. Она же хотела отравиться, когда узнала о моей случайной связи…
- У тебя была связь?!
- Да, так получилось, я встретил молоденькую девушку… В общем, не устоял…
- А как Марго узнала?
- Я сам ей рассказал.
- Зачем?! Ты что, идиот?!
- Во первых, отрицать было бессмысленно – ну, там помада на полотенце, запах, волосы и прочее. Да и потом, врать, изворачиваться – глупо это, не порядочно.
- Арик, как специалист, я тебе заявляю, что глупо и не порядочно было сознаваться. Да ты и сам видишь, к чему это привело.
- Но, что я мог поделать, она же нашла неопровержимые улики.
- Во первых, ты что не мог привести всё в порядок, ликвидировать улики? Люди следы убийства заметают так, что профессионалы не могут докопаться. Во вторых, женщина и сама ужасно хочет услышать от тебя какую-нибудь, даже не очень правдоподобную оправдательную историю, которую даже сама готова вложить тебе в рот. Она предпочтёт поверить, что приходила коллега по работе, и вы обсуждали с ней новый метод лечения радикулита, чем поверить в появление рогов. Что, почему в постели?.. Ну да, притомились на работе, легли отдохнуть.… Это мужчина ни за что не поверит, что недопитую бутылку коньяку, дорогие сигареты и запонку в спальне под кроватью, оставил водопроводчик, даже, если это так и было…
***
Маргарита Николаевна уже собиралась пойти в спальню и начать одеваться, как в дверь позвонили.
{ – Сейчас позвонит Азазелло! – воскликнула Маргарита, слушая сыплющийся в переулке вальс, – он позвонит! А иностранец безопасен. Да, теперь я понимаю, что он безопасен!..}
Маргарита Николаевна открыла дверь, даже не спросив, кто пришёл - никакая опасность не страшна была ей в нынешнем состоянии.
За дверью стоял не знакомый молодой человек в куртке и вязанной лыжной шапочке. Увидев Маргариту Николаевну, он нерешительно отступил на шаг.
-Вам кого, молодой человек?
-Извините, а Аркадий... э-э.... Семёнович здесь живёт?
"А, так это, наверное, сын какого-нибудь пациента мужа, пришёл поблагодарить за родителей - подумала хозяйка. В руках ничего нет, наверное, принёс деньги".
Доктор денежных подарков не принимал, а Марго считала, что нет ничего зазорного в том, что пациенты от всего сердца хотят отблагодарить своего доктора, у которого зарплата совершенно не соответствует его труду.
Маргарита Николаевна внимательно посмотрела на визитёра, и ей показалось, что она его где-то видела.
- Аркадий Семёнович на работе - он по субботам работает. Да вы заходите.
Молодой человек зашёл и снял шапочку.
{ …Но как вы могли узнать мои мысли? Скажите мне, кто вы такой? Из какого вы учреждения?
– Вот скука?то, – проворчал РЫЖИЙ и заговорил громче: – Простите, ведь я сказал вам, что ни из какого я не из учреждения! Сядьте, пожалуйста.
Добавить иллюстрациюМаргарита беспрекословно повиновалась, но все?таки, садясь, спросила еще раз:
– Кто вы такой?
– Ну хорошо, зовут меня Азазелло, но ведь все равно вам это ничего не говорит }
- Боже, да это же тот юноша из ночного видения - вспомнила она, глядя на его рыжие волосы, и вовсе даже не удивившись, будто ожидала некоего колдовства в этот чудесный день.
«Но я ведь его ещё где-то видела, но где?»
{– Да это Азазелло! Ах, как это мило, как это хорошо! – и, шепнув мастеру: – Вот видишь, видишь, нас не оставляют! }
Только сейчас Маргарита Николаевна спохватилась, что она почти голая. Короткий лёгкий халатик был чуть распахнут внизу...
{ На Маргарите прямо на голое тело был накинут черный плащ.
– Ты хоть запахнись, – крикнул ей вслед мастер.
– Плевала я на это, – ответила Маргарита уже из коридорчика. }
- Ну и пусть - подумала Маргарита Николаевна - так даже лучше.
- Меня зовут Маргарита Николаевна, а вас?
- Саша.
«Так ведь это же тот молодой человек, которого мы с Аркашей видели летом в парке с этой стервой - внезапно вспомнила Маргарита Николаевна. - Неужели он пришёл набить мужу морду за свою девушку. Вот было бы славно!»
- Саша, снимайте куртку, проходите в комнату. Я приготовлю вам отличный кофе...
Маргарита Николаевна провела гостя в столовую, усадила за стол. Принимать юношу по – свойски, на кухне, не хотелось. Хотелось какой-то торжественности. Она сварила на кухне кофе, достала из холодильника ветчину, масло и принесла всё в столовую.
- Сейчас, Саша мы перекусим…
- Нет, нет, спасибо, я не голоден.
- И не возражайте – здесь я – хозяйка!
Сашке было приятно, что эта, не молодая женщина проявляет заботу, намазывая ему бутерброд маслом, подливает ему ужасно вкусный кофе, какого Сашка никогда в жизни не пробовал. Он, вообще, не помнил, чтобы кто-нибудь о нём заботился. Рос он в интернате, куда мать, пристрастившаяся к алкоголю, после того, как её бросил муж, отдала Сашку с семи лет…
- А чем вы занимаетесь, Сашенька?
- Я – мастер!
«Нет, сегодня, несомненно, особенный день!» – подумала Маргарита Николаевна.
{ – Я – мастер, – он сделался суров и вынул из кармана халата совершенно засаленную черную шапочку с вышитой на ней желтым шелком буквой «М». Он надел эту шапочку и показался Ивану в профиль и в фас, чтобы доказать, что он – мастер. – Она своими руками сшила ее мне, – таинственно добавил он. }
Честное слово, я – уже мастер, я с шестнадцати лет работаю на заводе, меня ценят…
- Я вам верю, Сашенька, вы – мастер… – глаза её блеснули - … мой мастер!…
Так расскажите, Саша, зачем вам нужен Аркадий Семёнович?
Сашка замялся.
- Да вы, Сашенька, не смущайтесь, я в курсе, что у моего мужа случился роман с вашей барышней. Вы вполне можете мне довериться. – Маргарита Николаевна – участливо погладила Сашкину руку. – Так о чём вы хотели поговорить с моим мужем?
- Понимаете, Светка от меня ушла… А я её люблю, не могу без неё. А она сказала, что любит его… ну, вашего мужа, то есть… Я ей говорю: «он же –старик, тебе в отцы годится», а она говорит: «люблю его и всё». Она к нему на свидания бегает – я видел…
«Вот оно, что – Маргариту Николаевну охватил гнев, - так у него вовсе не одноразовый роман…»
- Вот я и хотел поговорить с вашим мужем, чтобы он… ну, образумил её, что ли. Она-то молодая дурочка – не понимает, но он же старик, какая может быть любовь?.
- Так вы, Саша считаете, что между молодыми и пожилыми не может быть любви?
- Конечно, нет. Не, ну они могут, там привязаться друг к другу, но чтобы в постели… Не, это – не серьёзно!
Понимаете, душа у меня горит… плохо мне. Я даже выпивать стал – раньше я никогда.… видел, во что мать превращается, когда напьётся.
- Маргарита Николаевна встала, собрала тарелки и чашки, отнесла их на кухню…
- Сашенька, ну зачем же так страдать – Маргарита Николаевна, вернувшись из кухни, подошла к нему - вы такой молодой, красивый юноша, у вас в жизни ещё будет столько женщин… Плюньте вы на эту девушку. Право же, не стоит она вас! - Маргарита Николаевна ласково поворошила его рыжие кудри.
Сашке стало очень приятно от этого прикосновения. Он почувствовал, как душа его обволакивается теплом от заботливого сочувствия этой женщины. Ведь ему так не хватало всегда материнской ласки…
Только сейчас Сашка, вдруг, обратил внимание, что хозяйка очень откровенно одета. «Да у неё же под халатом ничего нет!» Когда хозяйка подняла руку, чтобы погладить Сашкину голову, полы халата внизу немного раздвинулись, и он увидел её бёдра, и, даже кусочек тёмного пушка. Сашка почувствовал, что брюки стали ему тесны в паху, ему жутко захотелось полностью распахнуть халат и дотронуться до тела женщины, погладить её бёдра…
«Что это, чёрт возьми, со мной происходит? Неужто, я запал на старуху!? – подумал Сашка – вот засмеяли бы ребята, если бы узнали…»
Запах духов, исходящий от женщины, стоящей почти вплотную, кружил голову. Сашка не мог вымолвить ни слова – во рту у него пересохло…
Молодой человек потерял над собой контроль. Он схватил хозяйку и силой опустил её себе на колени…
- Да вы, что, молодой человек, как вам не стыдно, - Маргарита Николаевна – пыталась вырваться из Сашкиных объятий – да я же вам в матери гожусь,… да пустите же меня!
Сашка, будто обезумел. Он целовал её губы, грудь… В то время, как одна рука его, крепко обняв за шею, не давала женщине освободиться, вторая пыталась проникнуть между крепко сдвинутыми ногами…
- Сашенька, я умоляю вас, не делайте этого!..
Розочке удалось, наконец, вырваться – она встала с Сашкиных колен. Не помня себя от нахлынувшей страсти, Сашка схватил женщину на руки. Маргарита больше не в силах была отбиваться от мастера…
* * *
- Вот чёрт, как же хорошо! – думал Сашка, лёжа рядом с Маргаритой в кровати. - Да она же не женщина, она - ведьма – такое вытворяла с его телом… Светка бы на такое в жизни не согласилась. Ребята рассказывали, что некоторые девчонки из общаги такое делают.
Маргариту Николаевну охватил жгучий стыд: - «что я наделала, что со мной случилось… Как я могла такое позволить!.. Что теперь будет?! Неужели, это я, верная Розочка, изменила моему мужу!? Да я же сошла с ума!.. Но, боже, как же это было хорошо! Давно, а может и никогда, она такого с Аркашей не чувствовала. Она, то страстно целовала молодого любовника, то нежно ласкала любимого сына…
- Марго, ты – классная женщина, - Сашка положил руку ей на грудь, - ты – прямо, колдунья. – Сашке, почему-то совсем не хотелось спать после «этого», он вовсе не устал, как после бурных сношений со Светкой, которую нужно было доводить «до кондиции» активными действиями. Марго же, всё взяла на себя, и Сашке это жутко нравилось…Она, будто, любящая мать, знала, чего ему хочется, предугадывала его желания… Ему не нужно было напрягаться, чтобы довести её «до кипения».
- Послушай, Марго, давай ещё покувыркаемся…
* * *
Доктор Берман достал из тумбочки письменного стола бутылку с коньяком и две рюмки.
- Давай-ка, Арик, мы с тобой примем пару капель живительной микстуры. Мне тут намедни пациентка презентовала отличный армянский коньяк. – Доктор налил коньяк в рюмки. - А что, Аркадий, у тебя с молоденькой, продолжается или так, залетела бабочка - однодневка на огонёк - и всё?
- Ну, что тебе сказать… мы встречались – девочка, ко мне не равнодушна, да и я к ней привязался...
- Смотри, Арик, до добра это не доведёт. Бросит тебя твоя Розочка. Это тебе она приелась – на молоденьких потянуло - а ведь она женщина весьма интересная, не смотря на возраст. Охотники найдутся. Есть в твоей Маргарите что-то эдакое, колдовское!
- Да ты, друг, уж не влюбился ли?
- Ну, влюбиться не влюбился, но обратил внимание, что всё у неё на месте, нигде ничего лишнего, и лицо – ухоженное. А что, Арик, может ты и хочешь, чтобы какой-нибудь мастер подобрал твою Маргариту, и твоя молодка согревала бы твои старые кости…
Да, бог с тобой, Фима. Я очень люблю Марго. Я без неё и не представляю свою жизнь, да и жить без неё не смогу…
Ладно, Фима, - Аркадий Семёнович поставил пустую рюмку на стол – спасибо тебе большое! Хоть насчёт шизофрении ты меня успокоил. Пойду-ка я домой.
- Так рано?
- Нет у меня сегодня больных. Розочка дома – у неё каникулы. Может поедем к дочери, внука повидаем…
* * *
Аркадий Семёнович открыл дверь своим ключом. На душе было не спокойно.
- Нужно не медля поговорить с Розочкой. - Он всё ещё находился под впечатлением Фиминых слов о том, что жена может завести себе кого-нибудь и уйти от мужа. Для него это было равносильно смерти. – Что же ей сказать? Как убедить её простить его подлость?…
Доктор вошёл в пустую столовую: «Неужели Розочка ещё не вставала?»
Аркадий Семёнович направился в спальню. Возле двери спальни он остановился в недоумении – из спальни доносился не знакомый мужской голос…
- Мужчина в нашей спальне? Да как она посмела! Неужели...?! - Охвативший на мгновение гнев мгновенно улетучился, как воздух из лопнувшего воздушного шарика. Его сменил липкий страх, ноги стали ватными - Да, нет, не может быть! Кто угодно, только не моя Розочка! Неужели, это конец!? Вот я и доигрался... Идиот, доказал я себе, что всё ещё могу, ну, и что?
И, наконец, решившись, доктор, так и не постучав, с силой распахнул дверь.
- Фу, ты черт! - От сердца отлегло. Розочка лежала на кровати поверх одеяла. На ней был её любимый шёлковый халат. Она смотрела телевизор, звук которого и принял Аркадий Семёнович за голос любовника Розочки. Дикое, несуразное Сочетание «любовник Розочки» кольнуло душу.
Аркадий Семёнович бросился к растерявшейся и ошеломлённой его вторжением, жене. Не дав ей опомниться, он обнял её, стал целовать...
- Розочка, родная моя, как же ты меня напугала!
- Розочка, любовь ты моя единственная, давай мы с тобой спокойно поговорим. Нам необходимо обсудить сложившуюся ситуацию. Умоляю, постарайся понять то, что я тебе скажу. Я много думал о том, что произошло. Постарайся, моя дорогая, забыть ту обиду, что я тебе нанёс. Поверь, меня больше всего мучает то, что ты так страдаешь. Я готов сделать всё, лишь бы ты перестала так страдать. Я понимаю, что сделанного не исправишь. Я только хочу, чтобы ты поняла, что я вовсе не хотел тебя обмануть или унизить. – Аркадий Семёнович помолчал, обдумывая дальнейшие слова - Понимаешь, меня сводило с ума сознание того, что я уже не могу быть тем твоим пылким любовником, каким был раньше. Я был готов убить себя, когда ты спрашивала меня, так же я тебя желаю, как раньше. Я был уверен, что ты страдаешь оттого, что я тебя уже не удовлетворяю, и сознание этого усугубляло мою неуверенность.
Умом я это понимал, но ничего не мог поделать - как только мы ложились в постель, меня охватывал страх, но тебе, твоими ласками всё-таки удавалось из меня что-то выжать... Когда я встретил эту девчонку, которая и мизинца твоего не стоит, мне показалось, что вернулась моя мужская сила, я подумал, нет, даже не подумал - это получилось как - то само собой - что она поможет мне вернуть уверенность в себе... Уверяю тебя, моя единственная любовь, мне это совершенно не понравилось, даже сравнивать с тобой было бы глупо.
-"К чёрту искренность - подумал Аркадий Семёнович - прав Фима, не надо быть идиотом. Это - ложь во спасение"
- Хотя у меня что-то и получилось, но это был не секс - это был какой-то суррогат. Я лишний раз убедился, что никто мне не нужен, кроме тебя, и, что ты единственная женщина, которую я желаю. Да, да, милая, я после той грязной истории, как бы снова приобрёл уверенность в том, что так же хочу тебя и, что могу дать тебе то, что тебе нужно... Я так сильно хотел тебя... Вернись ко мне, любимая! Спрячь свои остренькие шипы, моя Розочка, мой самый прекрасный цветок!
Марго прильнула к мужу. «Как хорошо, что я изменила ему лишь в моём воспалённом воображении! Да я бы и не смогла, не смотря ни на что, сделать это наяву. Какая я всё-таки дура. Как я могла не понять, что творится в душе у самого близкого мне человека! Он, бедный, так страдал, а я лезла со своими дурацкими вопросами, вместо того, чтобы ободрить его. Мне бы сказать ему, что мне с ним также хорошо, как и раньше, даже лучше, потому что я вижу, что он стал любить меня больше, и для меня это самое важное...»
.- Это ты прости меня, любимый, что не поняла тебя. Я люблю тебя больше жизни. Нет у меня никого, дороже тебя, и ты напрасно думаешь, что не удовлетворяешь меня. Мне с тобой очень хорошо, и ты всегда будешь моим единственным непревзойдённым любовником!
Маргарита Николаевна встала с кровати. – Пойдём, мой золотой, я покормлю тебя в столовой. Вот только оденусь - Ты же не любишь, когда я в халате на голое тело…
Семён Аркадьевич вышел в столовую, взял с журнального столика газету, и сел за стол. Рядом с его стулом, на полу валялась вязанная лыжная шапочка, но он не обратил на неё внимания…