Зима и пальмы, снег и море,
И угольки дешёвых мандарин.
Туристы, грустные изгои,
Среди беспечных, алчных грузин.
«ах, белый теплоход…» - доносится с причала,
И теплоход, привычно закивал кормой.
Вот допоёт магнитофон, начнёт с начала,
И я кивну покорно головой.
Пройдусь по набережной, мокрой,
В кофейню загляну на полчаса.
И от прибоя счастливо оглохну.
От плача чаек прослезится мушмула.
Потом корабль прогудит – «всем до свиданья»,
И уплывёт туда, где я родной.
Где сосны и мороз, где у детишек сани,
Где я давно турист, бездомник, и изгой.
Я побреду по городу-вокзалу,
В вагонах улиц подышу дождём.
Здесь нет числа, цветам, домам, кварталам.
И розами всё поросло, а не быльём.
И птицы здесь навечно гнёзда свили.
Весь год весна, люби, пиши стихи.
Наверно в паиньках ходили,
у бога местные божки.
В троллейбусе доеду до конечной,
Подставлю шею проводов петле.
И ветер мастер дел заплечных,
Погладит потной Лапой по щеке.
Из будки старого мингрельца Гелы,
Запахнет мясом, кинзой и золой.
Его «Москвич» эмалью белой,
Сверкнёт презрительно: чужак, изгой…
И шут с ним с фатом, задавалой,
Дитём прогресса и любимцем гор.
Он был в Калуге бы приличным малым,
А здесь, лихач, и на расправу скор.
Он здесь прижился, дорогая штучка,
А я привык к дешёвым номерам.
И чемодан мой смотрит скучно,
Скрипит ремнями, мол, пора, пора.
Лежи пока дружище под кроватью
Как деревенский отощавший пёс.
Хозяин твой расстелет скатерть.
Он тих, покоен, и вина принёс.
Поем и выпью, вымою посуду,
И разберу тебя, всё лишнее долой.
Давнишний «Огонёк», простудную микстуру,
И кепку, здесь другой покрой.
Тулуп, побитый южной молью,
В чистилище помоечных костров.
В коллаж из стройных пальм и моря,
Гонца грядущих холодов.