Мы этой ночью, с другом, посидели всласть,
Привычно в водку добавляя пиво,
Как тот конструктор, разбирали власть,
Кроили жизнь мудрёно и красиво.
Мы проживали заново года,
Я за него, он за меня. Давно известно,
Что дружба – это общая еда,
И разговор, где третий не уместен.
Друг сызмальства покоем не страдал,
Исколесил Союз, ища везде прибытка,
Он сотню раз фортуной обладал,
Но всякий раз клевал - на кошелек, на нитке.
Чего-то находил, терял всегда в двойне,
Отстраивал Лаос, немного верил в Будду.
Он, слава Богу, не был на войне,
Зато бежал с востока на верблюдах.
Он нищенствовал в городе Москве,
Варил, строгал, лудил, и торговал селедкой,
Другой бы сгнил давно на Калыме,
Или однажды захлебнулся водкой.
Но друг был предан дому и семье,
Он знал, что без него, их выкинут из лодки,
И что ему, приличному вполне,
Придется рвать кусок из чьей то глотки.
Он выжил в этой сбрендившей стране,
Он выплыл, пронеся свой крест на шее.
Так выживали все - кто как умел,
Кто не сумел, претензий не имеет.
Мы этой ночью посидели в сласть,
Привычно в водку добавляя пиво,
Как тот конструктор, разбирали власть,
Кроили жизнь мудрёно и красиво.
Но выводы дискуссии хмельной,
Явились нам, как из графина черти:
Жизнь хороша, пока ты молодой,
Безотносительно, кто этой жизнью вертит.