Он заметил ее сразу. Такое нельзя было не заметить. Одни глазюки чего стоили. Огромные и зеленые, блестели на солнце. Этот блеск пронзил его от головы, свозь желудок, до самого члена, застряв где-то ниже нестерпимым желанием. Он едва не налетел на нее сходу, чтобы излить в нее свою горячую страсть. И только присутствие других, таких же как он, желающих поделиться с ней своей плотью, останавливало его. Легкий запах фикалий, смешанный с запахом яблока и каких-то конфет, не умалял его страсти. Наоборот.
Он старался делать вид, что не замечает ее. Однако, получалось, видимо, не очень убедительно. Она с бесстыдным любопытством рассматривала его как некий предмет, может быть не очень большого качества, но необходимый в обиходе. Те, другие, тоже заметили это, и вся эта морока грозила вылиться в грандиозную драку. Хотя, конечно, это было не впервой и он знал, как поступать в таких случаях.
Что было дальше, он помнил смутно. Огромная тень, закрывшая половину неба, пронеслась над всеми и завершилась страшным ударом, сопровождаемым громким хлопком. То, что еще секунду назад было привлекательной и обаятельной кокеткой, превратилось в бесформенную грязную массу, сваленную в единую кучу с останками воздыхателей-конкурентов. Ударной волной его отнесло в сторону и вдавило в какую-то щель, в которой он провалялся до утра.
***
Петр Иваныч, придя с работы, как обычно, включил телевизор и, достав из холодильника банку пива, принялся рассматривать картинки в вечерней газете. Черт! Всегда одно и то же! Ребятишки, придя со школы, вместо обеда открыли банку яблочного варенья и заедали его конфетами. И конечно же, наевшись, все оставили на столе. Весь стол был засижен мухами. Свернув газету втрое, Иваныч, не долго целясь, наотмашь и в сердцах трахнул ею по мухам, а заодно, по варенью и по конфетам.