Гибель русского стяга глазу
Сладость – с Красного-то холма.
Вот и весть о погибшем князе
Получил и смакует Мамай.
Есть ли радости выше этой
В сердце воина-степняка?
Близко, близко уже победа.
Очень близко… Но всё никак
Не спихнуть их, упрямых, в реку,
Будто с ними в бою - калеки,
Будто не был повержен стяг,
Будто гибель князей – пустяк.
Полумесяц косы наткнулся
На упорный кремень креста.
Неужели он обманулся,
И задача не так проста?
Вдруг – движенье на левом крае.
Приближается левый край
К растерявшемуся Мамаю
Под недобрый вороний грай:
Чуют: пир назревает трупный,
Хочь Орда Русь, хочь Русь Орду.
Вдруг послышался окрик трубный.
Дальше русские не идут.
Как теперь долететь до цели?
Ощущения перевеса
Нет. За пыльной густой завесой
Всё шевелится еле-еле.
Что-то думать ему мешает.
Кто-то взглядом его прожёг.
Чья вон та голова большая?
Знамя Дмитрия. Русский Бог.
Хан, однако, не подал виду,
Что рассеян, смущён и зол.
В окруженьи шакальей свиты
Даже бровью не повёл.
Им за честь перед ним стелиться.
Свистнет только – уже бегут.
Правда, стоит лишь оступиться,
Тут же, первыми разорвут.
Единицы, десятки, тыщи
Приучила его же плеть,
Что победы важнее пищи,
Поражение – это смерть.
К слабым жалости нет в природе.
Да и прочие - до поры.
Он под тем же законом ходит.
Нету выхода из игры.
Нет. Мамай это вам не Бегич,
Не подставится никому,
Не летит на рожон с разбегу,
Разбирается что к чему.
(Раньше тоже сиделось шатко,
И дрожала его звезда.
Лисья хитрость и волчья хватка
Выручали его тогда.)
Три полка затворили поле,
Держат строй, хоть нелёгок труд.
Там где тонко, чтоб не вспороли,
Крепят тут же по звуку труб.
Поле впору проклятым русским,
А несметной Орде – мало.
Обойти не удастся – узко.
Значит - выломать им крыло,
В тыл прорваться отборной силой,
Со спины нанести удар.
На резервы глаза скосил он,
Руку вытянул: все – туда.