* * *
Какой сегодня день печальный, строгий…
Я полюбил ешё одну.
Другая проходила мимо,
Меня презреньем наградила
И выскользнула - в тишину,
В молчанье, в мрак…
Я чую
Самым краешком уха –
Ты как купчиха разодета,
А я хочу тебя раздеть.
Когда ж наступит лучший день!
Летим в отсутствии приюта,
Без награждения советом,
Без получения привета –
В распыл, в разгром, в раздрызг, в рассвет…
Нет, ты меня не понимаешь!
И твой сосок не приласкаешь,
Пока своё не вырвешь сердце вон
Из рёбер, из тюремной клетки…
Язык мой жаждет вашей ласки!
А Достоевский как Опискин
Культурой кроет звон победы
Над хаосом
И внидет
В царствие Твое.
Мое
Не видит око
Преступления духовного
В словес плетенье,
В истоме сладостной совокупленья звуков,
В мучительном скольженье под уклон
К рассвету, к откровенью духа, откровенью плоти…
Как бунт на «Баунти» - такой же дохлый
Вскипает разум чахлой хохмой
И враз сползает в пустоту.
О, отскочи!
Я всё изъезжу,
Тобой все простыни порву
И возлюблю просторов бездну
Иль возложусь главой во рву.
Во рву времён мгновенья копошатся
Подкидышами-кокушатами.
Мюон-глюонами прокваркаются без барионной ассиметрии,
Чудилы.
Я – бедный странник новый,
По льду времён скользящий клёво
И радостно внимающий веленью
Небес безрадостных.
Ты – плесенью на хлебе сущем
Прелестно стелешься.
Как шваль дельфийская безвестна,
Безыменна, безумна то ж.
О, этот сон ко мне не вхож!
Но ты другому отдана
И, прелесть, век ему верна…
За что, за чьи грехи расплата?!
Ты одиночеством чревата,
Заброшенностью, кинутостью духа.
Какого чёрта эта муха
Тебя кусает безвозбранно,
А ты ея ласкаешь блудно?!
Но это праведно и чудно
И охренительно вовсю.
Я льщу
Себя удачей праздной
И посыпаю пылью звездной
Свои проплешины…
Ты пишешь, что ни фига уже не слышишь
Из-за дурацких сочинений
Твоих тинейджеровых клонов
И ни черта не понимаешь
В моих минутных настроеньях…
На кой тебе мои поклоны,
Расшаркиванья, экзерсисы,
Тебе ведь с ними торт не кушать, настойкой горькой не запить…
А мне домой опять пилить
По Дмитровке, по Якиманке,
По Профсоюзной в душу выть
И скоро уж совсем не быть
На этом празднике прелестном,
Который кто-то необычно чуткий
Для всех придумал на минутку
И смылся, и забыл предупредить,
Что всё недолго, всё некстати…
И как тут вирши не лопатить,
Не резать заживо кишки!
А день уже склонился к ночи
И ты меня опять не хочешь,
Должно, не думаешь ничуть.
А я всё чищу свой приют,
И мне забыться не дают
Твои чудесные косички,
Твои коленки, твой живот,
Который как-то без меня живёт
И без меня ничуть не тужит,
Исправно в деканате служит
И никого уже не ждёт.
Тебе вот так совсем не плохо…
На кой тебе моя рубаха,
мои штаны, моя печаль?
Твоя блестящая юдоль
Сребрится нежно, одиноко,
И ты витаешь так высоко,
Ко мне никак не снизойдёшь…
И в этом тоже есть резон,
Пускай он мне и непонятен
И неприятен до тоски
И хотся рваться на куски
И самолётом обратиться
И на полати завалиться
И просто - сгнить на чердаке…
Но вот опять – рука в руке
И мы несёмся по реке
Невыносимых вспоминаний
О сладости твоих лобзаний
И эротических причуд.
Иль это блики суперструн,
Их восхитительные моды
Поют про бешенство свободы
И невзначай творятся годы,
Тысячелетья, миллиарды лет?…
Но кто ж мне даст билет в Милет
И высадит на остановке
И прояснит мне обстановку
На два ближайших миллион парсек?!
Иль просто лупит Квазимодо
В расхристанные храма своды
И тем покоя не даёт
Своей нетленной Эсмеральде
И отдаётся в Бухенвальде
Сей оглушающий исход?
А мне опять – не в глаз, не в лоб -
Седой от поклонений столб
Грозит влететь по самое сердечко,
И предназначенная встреча
С тобой, как пить, произойдёт,
И день печальный, странный, строгий
Не подведёт мои итоги,
Не разрешит моей тоски
И только подчернит виски
Налётом давних упований
На крышах поседевших зданий
И упоительных скитаний
Во глубине твоей души.