Двадцатый век
Двадцатый век жестокий, беспощадный
Кровавым землю обагрил дождем.
Что ж память горькая, но то уже приятно,
Что мы теперь в другой стране живем.
Уже не сгинет в лагерях ГУЛАГА
Наш близкий человек вдали от нас.
И страшный человек с листком бумаги
За нами не придет в полночный час.
Пускай живем не слишком мы свободно,
И выживать приходится подчас,
Жестокое лицо отца народов
С портрета больше не глядит на нас.
Отца народов в песнях прославляли.
Как карты он народы тасовал.
И только знал один товарищ Сталин
Против кого и что он замышлял.
Униженные, на пороге ада,
Терпели люди из последних сил,
А он тяжелым долгосрочным ядом
Их души рабским страхом отравил.
Когда ж не стало, наконец, тирана,
Сказал мой дядя, госпитальный врач,
Слова, что мне девчонке были странны:
«Ну, слава богу, сдох уже палач».
Так жаль людей, что жизнь всю до кончины
Не понимали, что живут в тюрьме.
Их горестей, страданий их причины
Неотомщенные тревожат душу мне.
И, если вы чего то не свершили,
Иль жизни карты выпали не так.
Поверьте, это право же пустяк,
В сравненье с тем, что люди пережили.
2001 год.
© Copyright:
Эмилия Куцая, 2008
Свидетельство о публикации №108062801384