Систрелы

                Систрелы
                Рассказ




 На берегах не той уже реки,
 Той бирюзы - девичья честь,
 Стрелы борзы не перечесть, -
 Плачет рябинушкой,
 Рученьки розняты.
 Только и есть -
 Два рукава!

   "Загадка мимикрии всегда пленяла меня. Ее феноменам свойственны художественное совершенство..." (В. Набоков). Далее продолжение следует в пересказе, вольно составленном из слов текста Владимира Набокова: "Я нашел грандиозную пощечину истории на переводной картинке, и подчеркнуто ярко воспроизвел все: и симметричное расположенье под аккуратно приколотыми полосками чертежной бумаги плотных, с резкой росписью крыльев; и промокшая, пропитанная ледяным эфиром вата, прижатая к лемурьей головке насекомого".


                1

   Осенью, в солнечное воскресенье 25 сентября 1977 года, в день особого Праздника Петергофа - закрытия фонтанов на зиму - в его парках было особенно многолюдно. В течение всей недели, заканчивавшейся тем необычным днем, ясная сухая погода очень точно соответствовала ласковому наименованию "бабье лето" - непродолжительного в году календарного периода.
   Рано утром 25-го сентября, сразу после завтрака, получив у старшины в роте увольнительные записки на срок до десяти часов вечера, и затем успешно без замечаний пройдя через стеклянную будку КПП, где с красной повязкой на рукаве кителя дежурный офицер с сухоньким личиком с чрезмерною придирчивостью проверял форму солдат, отправлявшихся за пределы воинской части на воскресную прогулку, мы с Сашей Сухановым, рядовым воином, таким же точно, как и я, вышли за ограду территории городка учебного полка, к которому временно была прикомандирована наша рота военных строителей, собранная из солдат различных линейных батальонов ленинградской бригады железнодорожных войск, и тогда, наконец-то, мы с ним вдвоем оказались на уютных улочках Старого Петергофа.
   На КПП въедливый букварь-офицер даже проверил - есть ли у нас с Сухановым в карманах свежие носовые платки!
   Никаких заранее определенных планов, куда нам пойти, ни у меня, ни у моего напарника не было; просто мы с ним направились, не спеша, по тихой старой застройки городской улице и, через час, совсем случайно очутились у широко распахнутых ворот Верхнего парка напротив Екатерининского дворца. Мы с Сухановым, особенно глубоко не задумываясь над тем, куда идем, и вошли тогда в придворцовый верхний парк.
   Оказавшись, оба впервые, в садах и парках Петергофа, мы ничего в то время не знали о важном местном осеннем празднике закрытия по окончании лета на зиму фонтанов. Побродив некоторое время по парку около здания царицыного дворца, а больше всего по просторным дорожкам перед ним, среди масштабных фонтанов Верхнего парка, облицованных полированными гранитами, украшенных фигурною бронзою, уставленной посреди их водных бассейнов аллегорическими, поэтому не очень для нас понятными, скульптурными композициями, и, отдав должное восхищение окружающим нас красотам, - которые партнер мой Суханов оценил, впрочем, лаконично: "Лысовато!" - мы оказались у восточной стороны Екатерининского дворца возле небольшой калитки у высокой решетчатой ограды, за которой по пологим или по крутым (кому как покажется) лестницам шел спуск в Нижний парк дворцово-садового комплекса.
   У нас обоих - ни у меня, ни у Суханова - в начале той увольнительной прогулки не было в наличии ни копейки денег, а на дежурстве у калиточки стояла контроллер, внушительных размеров в очень зрелых годах женщина с крупной, закрученной в виде башенки, старомодной прической на голове, она же продавала билеты желающим побывать в Нижнем парке. Мы с Сухановым, неподалеку от входа, встали у металлической решетки, преграждавшей нам дальнейший путь, и сквозь ее прутья принялись с любопытством разглядывать приоткрывавшиеся перед нами ниже великолепные виды сказочных растительных ландшафтов, вдали в парке прогуливавшихся по заманивающим аллеям около разнообразных фонтанов нарядных и беззаботных посетителей-человечков.
   Ранняя осень в 77-ом году уже успела щедро разукрасить драгоценною цветовою гаммою листья на деревьях в Нижнем парке: и там преобладали светло-желтые и густо-золотистые краски; но были и пламенные различных оттенков багровые цвета и еще упорствовавший, все еще не сдававшийся, но очень побледневший зеленый цвет - премьер минувшего лета. И эти различные цвета, тона, оттенки, оказавшиеся сведенными осенней природою на недолгое время вместе в сказочной красоты гамму, нежились среди большого количества в парке зеркально-темной воды, в обрамлении приглушенного шумового сопровождения от бьющих и опадающих в великом множестве водяных струй фонтанов, в общей для всего и всех купели по осеннему мягких лучей до чрезвычайного предела нежного солнца, светившего без исключения для всех людей одинаково радостно и обнадеживающе с акварельной голубизны и почти без облаков неба.
   Я обратил внимание Александра Суханова, легонько толкнув его локтем в бок, на табличку, прикрепленную рядом с нами на фигурных прутьях решетки - на табличке было написано крупными буквами, в строгой стилистике составленное, предупреждение, что по дорожкам в Нижнем парке катание на велосипедах не разрешается.
   Из парка из-за решетки до нас продолжали доноситься колеблющимися звучными волнами веселые голоса и искрящийся смех прогуливающихся там внизу безмерно счастливых беспечных людей, шум упруго струями бьющейся в экстазе воды и трепетный едва улавливаемый шелест в золоте и багреце листвы.
   А тем временем у входа в парк произошли существенные перемены. Пришла и сменила дородную пожилую билетершу у калитки другая женщина - средних лет, вида она была обычного и не столь пышно и торжественно наряженная, с коротко стриженными, под горшок, и гладко причесанными волосами. Я посчитал, что ее внешность способна была, в отличие от облика предшественницы, скорее замаскировать вход в Нижний дворцовый сад, чем выделить его и особенными средствами привлечь к нему любопытных людей, и пробудить в них дополнительные позывы и вызвать жгучее желание у них непременно в ту же минутку и секундочку в Нижний парк проникнуть.
   Прилетевшая неизвестно откуда бабочка попыталась присесть на вязаную кофту новой билетерши, на плечо у женщины. Со смехом, поглядывая играющими глазами на меня и Суханова, женщина стала отмахиваться рукою и прогонять крылатое насекомое. Однако смелая бабочка, это была симпатичная с коричневыми крылышками крапивница, далеко улетать не стала - она села поблизости на верхушку похожего на пику прутка ограды, тут же и сомкнув у себя за спиною свои крылышки. Смешливая женщина погрозила в ее сторону указательным пальцем. Затем, нахмурив брови, новая у калитки билетерша строгим голосом обратилась к нам с Сухановым со словами:
   - Почему, юноши, вы не решаетесь? - и через пару секунд, не получив никакого ответа, она пояснила нам. - Солдатам в Нижний парк вход бесплатный.
   Дважды приглашение нам с Сухановым не надо было повторять. Когда мы проходили в калитку, женщина с важностью, сначала глядя на меня, затем на высокого ростом и лицом красавца Суханова, проговорила дважды предостережение для нас:
   - Только, солдатики, не гоняться сломя голову за нашими бабочками в парке.
   - Что вы, это испортит ритм нашей прогулки, - в один голос, дружно, пообещали мы ей.
   - Не забудьте: только за девушками! - напутствовала нас добрая женщина.
   Вначале мы с Сухановым остановились на площадке балюстрады у каменных перил подле многоэтажного Екатерининского дворца, чтобы взглянуть сверху на Большой каскад фонтанов с множеством позолоченных, скопированных с античных образцов, скульптур и чтобы оглядеть открывающиеся внизу нашему взору перспективы аллей парка.
   Пропитанная светом солнца листва на деревьях в Нижнем парке поражала взгляд разнообразием торжественного осеннего раскраса: и светло-зеленой прозрачностью, которая бывает у листьев винограда; и вкрапленным в зелень багрянцем крупных листьев канадских кленов, и лучисто желтою мелкою листвою нежных березок, и покрупнее листьями у красавиц лип, волнистыми полосами либо светлыми пятнами накрывающими обширную поверхность парка; тогда как еловая хвоя у высоких елей, посаженных вдоль на спуске, бархатно выделялась на общем осенне-красочном фоне парка и контрастно темно оспаривала нечто возвышенное у прозрачной синевы неба.
   Затем мы с Сухановым стали смотреть и по сторонам: оглянулись и на дворец, широкими крыльями раскинувшийся по бокам от умозрительной оси симметрии парка; впрочем, нарочито зримо прочерченной водяной линией длинного канала; а большие окна у Екатерининского дворца с притворною подслеповатостью щурились от сверканья ослепительно-росистого множества разновеликих струй, изливающихся из разнообразных фонтанов главного в парке Большого водного каскада.
   Под желто покрашенными стенами дворца поодиночке и парами стояли в ряд несколько молоденьких особей женского пола. Среди них некоторые девушки были премиленького вида.
   - Это ведь не бабочки?
   - Девочки.
   …Вновь сошлись мы с Сухановым через пять минут у лотка с печатной продукцией, возле которого я уже поджидал своего напарника, разглядывая открытки с видами Нового и Старого Петергофа.
   "Теперь не торопись. Прочитай внимательно. Когда старик увидел ее, он понял, что желанье (чувство желающего) ничего не боится, и она поступит так, как ей заблагорассудится. У лотка с открытками внимательно разглядываем: на одной открытке - кнопка; на других - уже трамвай. Петербург - не штукатурка, не камни. Петербург - это видение. Не история Петербурга фантастична - Петербург фантастичен; мыслят и чувствуют в нем совсем не так, как в остальной России, как в Москве. Парадоксален замысел новой столицы, выбор места для нее - где-то с краю, да еще и на болоте. Парадоксально само ее имя. Имя это голландское: Санкт-Питербурх. В простонародном обличье своем и стало оно не Петером, а Питером".
   Женщина-продавец находилась в двух-трех шагах от лотка, она с кем-то беседовала.
   Суханов кратко представил мне следующую историю.
   - Добрый день, - сказал он девочке привычным мягким голосом, - я хотел бы с вами побеседовать
   Не удивилась.
   - Когда? Здесь или в другом месте?
   - Я думаю, лучше в другом
   - Понимаю. Где?
   Теперь дороги назад ему не было. Все было решено... Они, по понятной причине, уже через минуту расстались.
   - Маленькая, худая, в больших очках. Типичная пигалица, а пишет такие репортажи, - резюмировал Суханов и снял с головы фуражку; прижимая ее к груди, скорбно замер.
   Я молчал, ожидая дальнейших подробностей; к примеру, стоимость репортажей заявленных корреспонденткой.
   - Ху, или что у тебя? – спросил у меня Суханов.
   - Полная обойма. Вы ошиблись номером, - и сразу положила трубку.
   - Трубку от аппарата не показывала? - сострил грустно Суханов. - А вот та парочка, возле тележки с мороженным? Ожидайте...
   - Не суетись. Естественный подбор, - остановил я партнера. - Пошли дальше, нам лучше будет спуститься в парк к фонтанам.
   Подошла к лотку женщина-продавец и поинтересовалась, что из ее продукции мы выбрали. Мы только развели руками.
   Женщина нас умело убеждала:
   - Потом еще сослуживцам рассказывать будете, репортаж в стенгазету напишете, как побывали в нашем парке на закрытии фонтанов. А без фотографий с видами из Нижнего парка какие у вас могут быть репортажи?
   Открытки, разложенные у нее на лотке, были действительно красивыми. Суханов с ней согласился:
   - Заметку в стенгазету мы обязательно напишем. Вы первая нам интервью не дадите?
   - Да, ну вас, - засмеялась лоточница. - Покупаете у меня или нет что-нибудь из печатной продукции?
   Хорошая симпатичная женщина, я ей искренно признался:
   - Увы, денег у нас нет. Мы бы обязательно и несколько открыток приобрели бы, и какой-нибудь путеводитель.
   Продавец художественных открыток, скорбно опустив линию губ, сочувственно нам кивнула.
   - Подождите, - взмахнула руками женщина. - Подождите... Вот возьмите, солдатики, недели две прошло, один пожилой гражданин покупал фотоснимки с видами наших фонтанов, и тогда он забыл у меня на лотке свою книжечку. Или не вспомнил он, где ее оставил, или она не нужна была ему? Но теперь уже точно он не придет за нею.
   Женщина достала снизу, из под прилавка, и передала нам альбом-буклет "Петродворец-Фонтаны".
   - Держите книжку, солдатики. Правда, путеводитель немного растрепан и несколько листов в нем отсутствуют. Наверно, они у рассеянного старичка-гражданина где-то по пути за время прогулки выпали и потерялись.
   Мы поблагодарили щедрую женщину за полезный подарок, отошли от ее лотка и стали спускаться по пологой лестнице в парк.
   Наше движение вниз было приостановлено на полпути. Мы одновременно увидели беспокойно пошевелившую крылышками бабочку на сверкающем плече позолоченной скульптуры нимфы, которая, уронив к крепким ступням тонкие одежды, стояла вблизи у правой лестницы главного каскада фонтанов; судя по коричнево-черной раскраске на крылышках, это была крапивница.
   Мы с Сухановым замерли продолжительностью на целых 37 секунд на спуске по лестнице.
   Вскоре порыв ветерка, принесший водяную пыль от взлетающих кверху струй, потревожил прелестное насекомое; она, взмахнув краплеными редким узором крылышками, сорвалась с позолоты плеча статуи и устремилась вбок вниз в сторону, где располагался с округлой чашей красивый, размером с плавательный бассейн, фонтан.
   - С девочками не получилось, пойдем за бабочкой? – спросил я, опуская руку на которой у меня были часы.
   - Пошли за нею, - обреченно вздохнул мой партнер.
   Мы продолжили спускаться по лестнице.
   - А предупреждение, - вспомнил Суханов, - чтобы только за девушками?
   - Без денег нам остается только за бабочками.
   Спустившись по лестнице в парк, мы подошли к большому фонтану, в направлении к которому улетела бабочка, и впервые заглянули в подаренный нам буклет-книжку. Это был "Французский фонтан", согласно надписи в буклете под его фотографией.
   Рядом с нами, судя по их лицам, одежде и речи, остановились двое иностранцев: мужчина и женщина. Вскоре иностранец-мужчина достал из кармана и бросил в чашу фонтана большую никелированную монету.
   - Зачем? - спросил меня Суханов. - Рубль швырнул в фонтан иноземный буржуин!
   Коренастый юноша, который с другого бока стоял возле нас, услышав его вопрос, пояснил для нас, слегка при этом улыбаясь глазами:
   - Такой обычай, бросить монетку в фонтан и загадать при этом желание - еще когда-то вернуться в этот парк.
   Девица буржуя тоже бросила в воду монету.
   - Второй рубль! - подсказал я Суханову.
   Мы с партнером задумчиво переглянулись. Монеты лежали неглубоко в воде поблизости от края чаши; и если кому-то из нас снять китель "парадки", и закатить рукава рубашки - запросто было бы их достать. Но мы, конечно, не решились бесцеремонно без уважения к воде залезать в воду - вокруг было много людей.
   Обратились с вопросом к юноше, который только что выдал нам справку относительно расточительной традиции бросать в фонтаны деньги: "Не заметил ли он каких-либо бабочек, пока гулял по аллеям парка?"
   - Ни одной обычной бабочки, - спокойно разглядывая нас, ответил коренастый.
   - А необычные не встречались?
   Коренастый оживился и окинул скептическим взглядом сначала с головы до ног высокую фигуру Суханова в тесном застегнутом мундире, а затем уставился торжествующим взглядом в мое лицо на переносицу - мою фигуру он не стал оценивать.
   - А зачем вам необычные? - спросил он. - Разве непременно возбуждает что-то странное?
   Идиот! И глаза у него были под стать идиотам - крутые яйца. Пучеглазик - и не меньше!
   Мы с Сухановым молча отошли от фонтана и двинулись в восточном направлении парка.
   - Смотри, в углу белая из мрамора лавочка.
   Мы с Сухановым отошли на несколько десятков шагов от "Французского фонтана" и встали перед следующим фонтаном "Мраморная скамья".
   - Ботаника! - пояснил я Суханову смысл только что у чаши "Французского фонтана" состоявшегося диалога с коренастым юношей, имея ввиду блатное выражение"по фене ботать".
   - Кажется, это зоология, - не понял моего объяснения напарник.
   Некоторые древние мыслители считали, что можно определить человека, как "животное, умеющее смеяться".
   - Кеме… Мягкое наказание - воображение - оно устрашает азиата, а вот штраф точно также действует на европейца.
   - Кто бы нам перевел и объяснил разницу?
   За кулисами белой мраморной скамейки из кувшина, находившегося в руках статуи-нимфы, текла вода, которая усыпляла тихим журчанием. Нам надо было выбирать направление дальнейшего продвижения. Блик-бзик на статуе, таившейся за мраморной скамейкой, заставил меня очнуться.
   - Вон, посмотри, полетела бабочка! Готовь свой сачок.
   - Где, где?
   Мы счастливо и гордо зашагали дальше в ногу с массами прогуливающихся отдыхающих людей.
   И вскоре мы оказались у фонтана, с названием "Тритон", у которого в центре линзы бассейна чудище беззвучно скрежещет зубами и под напором изливает безостановочный поток прозрачной воды. Вокруг центральной фигурной композиции фонтана располагался унылый спазм - четыре покрытых зеленой тиной черепашки робко плевались вверх водою с дрожащим чуть слышным журчанием.
   Вокруг фонтана было расположено много цветников. Девочка, невеликого возраста, школьница четвертого или пятого класса или, может быть, даже шестиклассница, воровато озираясь, видимо не в силах сдержаться от поразившей ее окружающей красоты, собирала себе, для еще большего эстетического восхищения, с клумбы возле павильона "Оранжерея" небольшой свежий букетик. Мы с напарником тоже было захотели подойти ближе к цветникам, чтобы приглядеться - нет ли сидящих на растениях бабочек. Сочетание венчиков и чашечек у цветов на клумбах было не лишено экзотической оранжерейной приятности. Цветы - важнейшие средства совращения бабочек.
   - Подожди, - остановил меня Суханов, - похоже, нам здесь на карте указали адрес.
   На последнем листе обложки подаренного нам буклета синими чернилами были нацарапаны надписи: верхняя была такая - "перекресток 45" , ниже кривым почерком было нацарапано - "Лесная Развилка" и еще ниже был начерчен схематично рисуночек.
   - Что это нарисовано?
   - Хм... Башня.
   - Пошли дальше, будем искать башню. Гляди, вон там бабочка полетела.
   Краткая, как пунктир, дорожка вывела нас, словно вставленное между словами тире, на площадку перед каскадом фонтанов "Шахматной горки".
   "Шахматная горка" - наверно, есть вершина задумок барочного искусства, на которое по замыслу его художников зрителям можно и нужно взирать только снизу вверх. К этой горке и привела нас с Сухановым бабочка крапивница, после чего неожиданно она куда-то исчезла.
   Доминирующую роль в художественном облике Нижнего парка играют фонтаны. Они являются центрами садовых композиций и служат их основным украшением. Они были словно кусочки мозаики, которую прогуливавшиеся по аллеям парка люди, следуя от одного фонтана к другому, собирали в некое целое.
   В чем была сюжетная изюминка шахматной горки с драконами? Этого мы с Сухановым не смогли, руководствуясь впечатлением, с первого взгляда угадать. И не стали долго разгадывать. Это, все же, была горка, а не башня; и бабочек, указывающих нам путь, здесь никаких не было видно. Поэтому мы продолжили свое движение по аллеям Нижнего парка.
   - Без денег нам остается только за бабочками, - удрученно рассуждал Суханов. - А если деньги нам и заплатят - то только бабушки.
   - Где ты увидел в Нижнем парке таких щедрых старушек? Ты лучше побыстрее определи, где искомый перекресток "45"? Взгляни, это башни? – указал я Суханову на чаши двух расположенных рядышком, как стеклышки у пенсне, веселых певучих "Римских фонтанов".
   Суханов в тот момент, присев на корточки, пальцами отдирал от подошвы ботинка диковинную тогда в СССР жевательную резинку.
   - Фонтан - велосипед, - резюмировал напарник и, взяв валявшуюся на дорожке палочку обгоревшей спички, принялся ковырять - поскольку пальцами расплющенную жевательную резинку снять с подошвы было невозможно.
   - Забыл про надпись на табличке на решетке у входа? - напомнил я сослуживцу. - Гонять в Нижнем парке на велосипедах нельзя!
   - Как же! Вон смотри, - поднимаясь в рост, возражал мне Сашка, и потер ботинком по асфальту. - Пошли дальше.
   Первое, что Суханов заметил, подойдя к "Римским фонтанам" - звездочкой сверкнувший лежавший на боку кем-то брошенный на газоне возле дерева трехколесный детский велосипед: Кому-то, значит, можно и на велосипедах прокатиться в Нижнем парке?
   Далее мы вышли на перекресток аллей.
   Суханов на этом месте остановился, повертел головою, запрокинул голову и принюхался.
   - Здесь! - сказал он.
   - Что именно?
   - Назовем это место перекрестком 45.
   Я подивился ему:
   - Какое у тебя обоняние отменное! Тогда укажи дальше дорогу к объекту "башня"?
   Суханов, покрутив в воздухе поднятым пальцем, наконец, выбрал направление для нашего движения:
   - Нам туда.
   Я не возражал ему. Мы пошли по выбранной им аллейке, которая нас вскоре привела вовсе не к башне, но на площадку "Игровые аттракционы" - с качелями, с каруселью, прокатом игрушечных для детей педальных машин.
   Площадка атракционов, шумная крикливая, была полна родителей с детьми, но с первого взгляда на нее нам стало понятно - из-за плотного скопления людей она лишена всех тех бабочек, которые непременно должны были быть в парке.
   - Деготь! - сказал, озираясь, Суханов.
   Я собирался сообщить партнеру, что из состояния бодрствования мой складной сачок самопроизвольно сложился. Но, потерев удрученно пальцем переносицу, лишь пробормотал:
   - Всего-навсего здесь отсутствует эфир абсолютной связи с природою.
   Однако, один из атракционов, установленных в этом замкнутом своей особенностью углу Нижнего парка, привлек наше внимание и задержал нас на площадке.
   Получилось это так.
   Нас заворожило слово "профессор", которым называла своего спутника молодая девица.
   Мы с Сухановым, не сговариваясь между собою, а будто бы автоматически, пошли за ними и оба прислушивались к беседе "профессора" и молоденькой девушки.
   - Ведь мало кто теперь знает, что прежде этот аттракцион назывался Сибилла. Так вот… - рассказывал профессор сопровождавшей его девушке. - Впервые Наталья надевает домино, и Дельфийская Сивилла посылает Александра за Дунай. Запишите в свой блокнотик слово "натализм".
   - Поездка в Италию в 1909 году?
   - Скажем словами его любимой песни. Гикнул, рыкнул казаче, скачет за Дунай по дуге его вороненький конь…
   Мы, следуя за ними, подошли к сбитой из досок и покрашенной в синий цвет, большой формой, наподобие фонтана, с высокими бортами чаше. В центре этой чаши находился выкрашенный в красный цвет круг, на который усаживались поближе к его оси спиной друг к другу люди, купившие билеты на этот аттракцион.
   Девушка двумя руками ухватилась за локоть своего спутника.
   - Лучше бы этого было не знать, - сказала она. - Теперь я не смогу сесть на круге Стибиллы.
   - Сивиллы, - поправил ее профессор. - Отчего же такой переполох, Наташенька?
   - Только себе представлю: моя тезка Наталья надевает домино. Нет!
   Профессор снисходительно улыбнулся и пожал плечами. Они удалились.
   - Деготь! - сказал, озираясь, Суханов. - Лошадь подана.
   - Да-а… У крыльца стояла наша "виктория".
   Перед запуском колеса машинист, управлявший аттракционом, кивком головы предложил, чтобы мы тоже зашли в темно-синюю чашу, но Суханов в ответ выразительно похлопал ладонями по карманам своих брюк.
   Алгоритм работы аттракциона - после того как машинист закрыл его дверцу и повернул рубильник, тем самым он включив электромоторы, которые затем раскручивали посреди чаши вокруг оси центральный красного цвета диск с сидевшими на нем людьми - вскоре нам стал абсолютно понятен.
   Из карманов у людей, один за другим сброшенных центробежною силою с вращающегося центрального колеса к краям статичной деревянной чаши, высыпалось множество мелких металлических денег. Закруженные и сброшенные с центра люди покидали чашу после вращения на круге, даже не помышляя проверить карманы. Машинист делал свои подсказки только в том случае, если у кого-нибудь из карманов "выскакивало" что-то очень существенное. Покидали "бассейн" атракциона люди весело, беспечно хихикая.
   Машинист, когда все участники "слетели с центра" и покинули чашу, не стал закрывать дверцу и глазами, приподняв брови, указал нам с Сухановым на рассыпанные деньги и кивнул головой.
   Суханов среагировал на его предложение почти моментально; он решительно вошел внутрь и быстро пошел по кругу вдоль борта чаши, торопливо подбирая монеты.
   Оказалось, за металлической мелочью, лежавшей ручейком вдоль края чаши следили не только наши с Сухановым глаза. Некоторые люди из числа зрителей за бортом синей чаши вскоре стали возмущаться бесцеремонностью Суханова; и первыми пискнули две девчонки-подростки, стоявшие поблизости от нас - особенно противным был голосок, похожий на кошачье шипенье, у рыженькой малолетки.
   - Но ведь деньги - это не ваши деньги! - громко замяукала она, глядя на то, как Суханов быстро иногда даже пригоршней собирал монеты.
   Полная женщина с крупными руками, как оперная трагедийного амплуа актриса, всплеснула на театральный манер вскинутыми кверху пухлыми ладонями:
   - Что дела-тся!
   Быстро-быстро, даже не поблагодарив за щедрость машиниста, стоявшего около кнопок управления доходного колеса, мы с Сухановым уходили, а поначалу чуть ли не бежали, с площадки развлечений "Аттракцион".


                2

   Итак, с площадки "Атракцион", откуда нам пришлось, надо в том честно признаться, очень спешно уйти, мы с партнером вернулись вновь на 45-ю развилку аллей. Здесь поначалу нами было произведено легкое сумбурное метание - мы, поддавшись чувству мнимой погони за нами, быстро пошли было по широкой и просторной Березовой аллее в ее восточном направлении. Но мы тут же заметили сбоку лоток мороженщицы. Лоток с мороженым стоял у начала узкой аллейки, которая уходила от Березовой аллеи в северном направлении в кущи ярких осенних деревьев; и где-то там за растительностью парка был скрыт берег Финского залива, на который мне не терпелось взглянуть, поскольку я не бывал никогда прежде на морском берегу.
   Стаканчик мороженого стоил 20 копеек; другого сорта, еще меньше - 15 копеек. Мы купили у распрекрасной, сладко нам улыбавшейся торговки по две порции мороженого каждому. Тут же вначале аллейки мы присели на лавочку без спинки, чтобы опробовать на вкус добычу; и чтобы пересчитать наши деньги. Как вышло из подсчета, мы с Сухановым в синей чаше собрали мелочью значительную сумму - более четырех рублей.
   - Больше там не было, - оправдывался Суханов, хотя на самом деле он не все монеты подобрал.
   Но денег для нас было много и тех, что мы успели собрать.
   - Ты можешь придумать правдоподобное объяснение тому, что произошло? - восхищался Суханов.
   - Запросто. Ты когда-нибудь видел, как растет бамбук?
   Это было, как говорится, попадание в десятку.
   - Быстро растет? Нет, не видел.
   - Вернемся обратно к входу в парк к Екатерининскому дворцу? - предложил я Суханову. - За трешку та самая пигалица в пластмассовых очках согласилась бы написать репортаж для нашей стенгазеты?
   - Вряд ли. Тем более оплата будет металлической мелочью. Лучше сейчас мы еще купим мороженого.
   Вновь, во второй раз, на 45-ом перекрестке мы с Сухановым оказались уже будто бы богачами; у нас в головах было высокое чувство эйфории, бодрящее тело, словно в наши карманы по воле чудесной случайности были насыпаны настоящие золотые деньги, а вовсе будто бы не были это невеликого номинала тусклые затертые медные и невысокого достоинства мелкие никелированные монетки. Перед нами от перекрестка 45-ть теперь, бесспорно, открывались некоторые дороги: здесь, сразу в нескольких различных направлениях, расходились присыпанные опавшей листвою - с кленов и лип, с дубов и берез, с каштанов и ясеней - редкой красоты светлые аллеи осеннего парка.
   Казалось, мы были абсолютно вольны в выборе направления нашего движения и его дальнейшего наполнения тем или иным осуществлением. И мы, по наивности своей, даже не задумывались о том, что Нижний парк устроен искусными садовниками по лекалам регулярного парка, что продвижение по той или другой его аллее вышедших здесь на прогулку людей неизбежно их вовлекает исполнителями - в стенах узкого коридора, допускающего некоторые незначительные колебания - в кем-то определенный событийный алгоритм. Но мы ничего не знали об этом садово-парковом искусстве правильной планировки и по этой причине представляли себя на перекрестке 45-ом совершенно и абсолютно свободными.
   На часах время в тот момент еще только приближалось к полудню.
   Вдруг послышалась дальше по аллейке из ее скрытой от наших глаз глубины духовая музыка, ритмично подбадриваемая бочкообразными звуками барабана, похожими на зов быка или на аналогичный ему голос птицы болотной выпи. Мы с Сухановым, когда доели мороженое, поднялись с лавочки и пошли по аллейке, чтобы посмотреть на музыкантов бодро и весело, где-то поблизости от нас, играющих то марширующую, а то вальсирующую пьесу. Навстречу нам неслось: "И радость, и слава - но смятые травы печальны в этом сиянье бездонном; и листья крутятся в лесу обнаженном... За гранью прошлых дней (на одной странице)".
   Скрытая летом, легко это себе было представить, под густо-зеленой листвою высоких деревьев и потому, уж точно, летом темная-темная аллея была в последние дни сентября прозрачною для лучей солнца; а внизу на дорожке осыпавшиеся листья желто-золотые и красные, цвета начищенной бронзы, густо сверкая, лежали дивным ковром у нас под ногами.
   В своем конце относительно короткая аллея привела нас на площадку с необычайно красивым фонтаном.
   Согласно подаренного нам у входа в парк растрепанного буклета, очередной фонтан, который мы посетили, если исключить из счета группу водометов главного каскада, по счету он был для нас шестой и назывался "Пирамида". Художественная форма этого фонтана  преимущественно создавалась водой - в семь ярусов пенящихся струй из 505 форсунок, которые создавали восьмиметровую водяную пирамиду, напоминающую триумфальные обелиски. Основанием водяной четырехгранной пирамиды служил гранитный постамент с тремя мраморными ступенями, который находился посреди квадратного бассейна, обрамленного мраморной балюстрадой с вазами. Вода, наполняющая бассейн фонтана, сливалась по четырем широким трехступенным мраморным каскадам в обводный канал, украшенный четырьмя парами мостиков.
   - Башня?
   Белоснежный обелиск фонтана "Пирамида" еще издали эффектно рисовался в перспективе.
     - Блин-млин, красота какая! - восхитился Саша Суханов, сдвинув на затылок фуражку. - Башня будто бы из ледяной пустыни.
   Фонтан, перед которым мы находились, был создан по приказу российского царя Петра Великого по образцу срисованному из парков Версаля. Взлетающая из форсунок водометов пенящаяся вода фонтана "Пирамида" была точь-в-точь - само солнце с молоком.
   Возле фонтана стояла группа из нескольких, одетых в обычную гражданскую одежду, музыкантов, но в старинных напудренных париках на их головах - флейта, кларнет, гобой, духовой инструмент №4, духовой инструмент №5, точное название которых я не знал - и, округлив напряженные щеки, музыканты дудели в свои начищенные до яркого блеска медные трубы и трубочки. Перед ними время от времени стучал колотушкою в большой барабан, задавая ритм, барабанщик - без парика, но наряженный в старинный камзол вельможи XVIII века. Музыка их, порой очень монотонно, лилась с фонтанной сцены шестистопным ямбом, на французский высокопарный пирамидальный архитектурный язык; и звучала только при этом музыка не всегда понятно для нас с Сухановым.
   Я заметил и подобрал, лежавший у наших ног тетрадный в линеечку листок с записями. Вот его текст:

   "За шиворот и вон. Кто вам сказал, что необходима  необходимость? Что если с наглостью субъекта - пробуксовывающего, второго рукава - если ронять на тротуар в каждой аллее парка кирпич-булыжник? Как это может выглядеть? Кто вам сказал, что есть необходимость? За шиворот и вон ее. Можно и покорректней развенчать претензии - бессознательное вовсе не подстерегает нас в кущах где-то впереди, и лишь для того, чтоб щелчком отбросить назад или заарканить сенсационно-новую, совершенно науке неизвестную, разновидность столбника (столбика?); лишив, таким образом, естественный распад всякого логического или временного смысла целью многосложного, сладостного и благословенного ряда п-руда. Можно быть поклонником Пространства и его возможностей; возьмем, к примеру, скорость, ее гладкость и сабельный свист; орлиный триумф непревзойденной быстроты; восторженный крик виража. И можно быть любителем Времени, эпикурейцем непреодолимой длительности. До истерической восторженности восхищает чувственность во Времени, в его плоти и в его протяженности, в его устремлении и в его складках, в самой неосязаемости его дымчатой кисеи, в прохладе его непрерывности. Желательно что-то с ним сотворить; позволить себе вообразить, будто им обладаю. Кругом тьма и хлещет дождь, только красная подсветка средь угольной черноты да "дворники" ходят метрономом-хронометром: пространство тычется - пальцем вслепую - прорывая ткань времени.
    Время торопит мысли меж сроком и роком, расцвечивая их яркими взрывчиками волнений. Снова "сбилися" с пути: "Откуда иду или еду? Где я?" Дорожная слякоть. Двигатель смолк. Время - это ритм: ритм насекомых в теплой, влажной ночи, пульсация мозга, дыхание, гудение в виске - вот они, наши верные хранители времени".

   Вот-вот большая и малая стрелки на циферблате моих ручных часов должны были сомкнуться на цифре "12".
   - Что ты читаешь? - спросил Суханов, заметив у меня в руках, поверх книжки-буклета, листочек из школьной тетрадки.
   - Подобрал под ногами вот только что, - отвечал я, показывая ему свою находку. - Думал, это музыканты ноты обронили.
   - Шифровка, - определил Суханов, прочитав с листа несколько предложений, и стал озираться вокруг. - Здесь "лесная развилка".
   - Для нас?
   - Не только. Смотри. Два рукава - Систрелы.
   Суханов говорил мне, указывая глазами на двух девчонок лет девятнадцати или двадцати. Они, две внешне привлекательные "систрелы", сидели на зеленой лавочке без спинки в начале аллеи, уходившей далее в сторону Финского залива с противоположной стороны площадки у фонтана "Пирамида".
   - Действуем, - сказал Суханов, он уже вошел в ритм музыки у фонтана. - Какую стрелу ты себе выбираешь? Вон ту берешь?
   - Нет, другую - систрелу 1.
   - Значит для меня систрелка 2?
   - Ну, конечно, моя Единичка.
   - Вторая систрела - Двойка? Двоечка. Не звучит.
   - Твойка, Тфойка. Звучит?
   Музыканты, стоявшие подле фонтана, окончили играть марш "Тоска по родине" и начали новое произведение; зазвучала в величественной смеси с шумами разбивающихся струй воды музыка вальса "Амурские волны". Пирамида воды и музыка из пирамидальной воды были необычайно незабываемо чарующими.
   - Что дальше?  - спросил я компаньона. - Осталось нам только самое малое, познакомиться с девочками.
   - План уже готов. Все просто, - заверил меня Суханов. - Я увидел новый сорт мороженного.
   Оказалось, он заметил находившийся на фонтанной площадке лоток мороженщицы, которая торговала редкого сорта нежно розового цвета мороженым.
   - А вкусное? - поинтересовался Суханов, отсчитывая монеты сразу за четыре порции.
   - Ты завизжишь от удовольствия! - заверила его стоявшая напротив него за лотком  молоденькая раздушенная духами с карамельным запахом продавщица, одетая в фирменный розового цвета костюмчик.
   "Ай, ай, ай, какая нехорошая барышня! - мысленно сделал я замечание. - Разве что только так можно было нам нахамить?"
   - Мы покупаем не для себя, - вслух буркнул я красавице.
   В ответ она только скривила жирно ярко напомаженные губы; она тем самым как бы подчеркивала скобкою, что ей эта подробность малоинтересна.
   Мы с Сухановым подошли к лавочке, на которой отдыхали две систрелы.
   Площадка вокруг фонтана "Пирамида" была, несомненно, построена наподобие салона ресторана. Фонтан был пенящееся шампанское, выливающееся из горлышка откупоренной бутылки. Систрелы сидели в ресторане одни, перед ними стояли пустые бокалы из под шампанского. Из чуть приоткрытых накрашенных губ одной из систрел выплывало великолепное кольцо слогана: "А вы осмелитесь?"
   - Позвольте вас угостить? - шаркнул перед ними по асфальту подошвою темно-коричневого ботинка Суханов.
   Сказанное Сухановым предложение угощаться было построено по-солдатски прямолинейно и произнесено им с без искусной интонацией, и можно было бы при желании предположить, что мы приблизились к девушкам с намерением к ним приставать. Поэтому я тут же, искренно смутившись за "суханские" неумелые слова, подхватил с дорожки аллеи кленовый листок и показал его партнеру - условный визуальный сигнал: "Ботаника!" В другой руке я держал тетрадный листок, который я подобрал возле фонтана.
   На этот раз Саша Суханов понял все правильно и интерпретировал точно смысл обращенного к нему моего высказывания.
   - Мы с другом решили посвятить сегодняшний день сбору гербария, - сменив интонацию, важно сказал он, передавая девушкам стаканчики с мороженным. - Вы не хотели бы к нам присоединиться и помочь нам выбрать на дорожках парка наилучший материал?
   Систрела 1, услышав его речь, тут же пригнулась в талии от смеха так, что чуть не обронила стаканчик с мороженным. Крошки - два рукава - вязли в нектаре.
   - Настоящее? - спросила систрела 2, разглядывая розового цвета мороженное в вафельном стаканчике. Талию у нее можно было лишь слегка угадать.
   - Башня! - заверил ее Суханов.
   Систрелы обе разом, услышав ключевое слово, быстро переглянулись.
   Мы, не упуская времени понапрасну, стали дальше с ними знакомиться.
   Систрелка 1? Как ее зовут? Ну, конечно, Единичка.
   - Дина, - представилась девушка.
   "Догадался", - отметил я и удивился.
   Вторая систрела - Двойка, Двоечка, Тфойка. Как зовут девчонку?
   - Фая.
    - Фа, не ошибся, - слишком уж откровенно обрадовался вслух Суханов.
   Фая была водянисто-бледна, а Дина была большеглазой.
   - А какие у вас войска? - поинтересовалась Фая, пристально вглядываясь в невообразимо сложные значки на петлицах у Суханова.
   - Кручу, верчу и т.д. Присказка к шифру, - лихо сбрендил ляп Суханов.
   - О!.. О-о! - дружно выдохнули заинтересованно систрелы.
   Мы в свою очередь поинтересовались у девушек, кто они и откуда. Как оказалось, они обе были студентки педагогического института, приехали из Ленинграда в Петергоф на выходной день.
   - Вот уже скоро, через год, она получит диплом учительницы общей биологии, - указала Дина на свою подружку. - Кто буду я? В скором будущем переводчица. Но мне еще два года учиться.
   Неожиданно систрела 1 выхватила у меня тетрадный листок и, быстро взглянув, сунула его в руку систреле 2. Фая, получив от напарницы листок из тетрадки, моментально взволновалась и удивительно покраснела - ее щеки вспыхнули и сделались пунцовыми, хотя ее лоб по-прежнему остался молочно-бледный.
   Следующая реплика Дины переводчицы прозвучала неосмысленной:
   - Перевожу страницами.
   После этих слов Фая очнулась, поспешно сложила и спрятала тетрадный листок на груди за корсажем летнего ситцевого платья. Большеглазая Дина, глядя в какое место на теле она его прячет, сделала еще большие глаза и пискляво воскликнула:
   - О, статуе! Опять потеряешь свой экземпляр.
   Мецо-сопрано, решил я, прислушиваясь к тембру ее голоса.
   - Теперь уже не оброню, - выпалила в ответ контральто систрела 2.
   Фая тут же с этими словами вскочила с лавочки - ветка упруга - и обвилась с левой стороны вокруг локтя Саши Суханова. Догадалась, военнослужащих под левую руку берут. Быстрый произошел переход - девочки сами потащили нас с площадки фонтана "Пирамида" на аллею в сторону Финского залива.
   Фая поначалу с натяжкою, и часто, и по всякому незначительному поводу, хохотала. Впрочем, румянец быстро сошел со щек бледнолицей Фаи. Она и Суханов шагали чуть впереди. Фая расспрашивала про жизнь солдат в полку.
   Она поинтересовалась у Саши Суханова:
   - Вы не погибаете у себя в казарме от нафталина?
   - Мы самцы.
   - И что?
   - Мы питаемся нафталином.
   - Странно! - фыркнула Фая. - Не знала до сих пор об таком питании.
   - А ты принюхайся, попробуй на вкус мои губы, - встал перед ней Суханов, преграждая ей дорогу - она в талии изогнулась от него верхней частью тела - и далее они прилипли друг к дружке телами и долго целовались. И так красиво это у них вышло. Особенно была замечательна фигурность фигуры без талии у Фаи.
   "О, статуе!" - мысленно воскликнул я, глядя на них. И тут же, ощутив легкую дрожь руки Дины, сообразил свою ошибку: "О, статуи!"
   Парк для меня мгновенно превратился в золотую точку. Но, по примеру Суханова, поцеловать Дину на довольно-таки многолюдной аллее я так и не решился. Мы с ней под ручку, в двух шагах за нашею передовою парою, остановились, терпеливо дожидаясь возобновления движения, и продолжили нашу спокойную беседу.
   Говорила по большей части Дина; вспоминала и рассказывала.
   В детстве в ее доме малявки играли в подводную лодку; однажды на несколько часов вместе с фляжкою воды ее заперли под замком в платяном шкапу.
   - Поймали бабочку, - кивнул я головой.
   - После сорокалетней погони!
   - И что? Переведи.
   - Ничего. А про горшок то забыли!
   Дина покрутила бедрами.
   Стали мы с ней перед статуей, поставленной сбоку от дорожки. Мраморный бюст которой и над ним в профиль повернутой мраморной головкой - их формою и линии подбородка, шеи и мраморного плеча - напоминали мне стоявшую рядом и прислонившуюся к моему плечу Дину.
   Малейшее дуновение ветерка в сторону прошлого пошлого и уже на фоне кроны липы, раскрашенной осенней желтою краскою - воспроизвел все я подчеркнуто ярко в воображении - золотая точка стала превращаться в золотую тучку, а далее в промокшую, пропитанную ледяными брызгами из фонтана статую.
   - На краю увидел опрометчивую красоту, - пробормотал я, находясь под эфиром статуи. - На переводной картинке!
   - Поймали на одуванчике отсиживавшуюся в углу скамейки, - сказала Дина и покрутила бедрами.
   И не понятно было, что она так про статую сказала? Я подобрал с краю дорожки, лежавшие на траве, несколько больших золотисто-желтых листьев и передал их своей спутнице, в руках которой уже вскоре был большой букет из опавших листьев.
   - Если когда-нибудь в театре мне представится случай поцеловать Вашу руку, я буду счастлив. Но мысль об этом слишком волнует меня. Все это шелестит под руками.... Вот стихи.
   Малейшее дуновение в сторону пошлого прошлого... Но день на закрытие фонтанов в парке был на редкость внешне спокойным, солнечным. За спиною у нас с площадки "Пирамиды" неслась вдогонку музыка другого уже вальса, и люди, которые тихо шли навстречу мимо нас, застенчиво нам улыбались. Звучал уже вальс, наверно, "Дунайские волны".
   Мы вчетвером вскоре пришли на пересечение с самой значительной в Нижнем парке и вообще Петергофа продольной Марлинской аллей. Самой, наверно, многолюдною.
   И здесь в двух или трех шагах от перекрестка на Марлинской аллее опять стоял контейнер-ледник с мороженым, к которому мы машинально свернули. На его крышке лежало в бумажной обертке эскимо. Продавец была женщина намного старше нас с выступающим вторым подбородком, пышной грудью, видом походившей на "викторию".
   В столовой в учебном полку вот-вот должны были начинать кормить своих солдатиков обедом. В желудке у меня было пусто, а во рту у меня было приторно, но случайно я спросил у женщины, указывая на эскимо:
   - Не холодное?
   Она, похожая на крупную бабочку, большого махаона, была очень рада моему вопросу, потому что ей в праздничный день закрытия на зиму фонтанов было грустно стоять с краю в одиночестве у колодца аллеи, словно кинжал пронизывающей весь парк, Марлинской аллеи, ей скучно было быть одной на главном в Нижнем парке бульваре, переполненном гуляющими людьми.
   - Горячее! - воскликнула женщина-махаон и подняла перед нами крышку ледника, демонстрируя нам груду покрытого инеем эскимо. - Наилучшее! Купите мой товар, победители, и убедитесь: что так умно и умело только петербургские женщины тают.
   После таких слов - нам некуда было деваться! "Да?" "Да!" "Да?" "Да". Суханов достал из кармана брюк пригоршню монет.
   Мы дружно вчетвером, разворачивая обертку у покрытого шоколадом эскимо на палочке, осматривали перспективу Марлинской аллеи.
   - Командор, - сказала Дина значительно, указывая на перегораживающий аллею памятник Петру Великому. - Марлинскую аллею питерские старожилы - завзятые театралы считают дорогою столбовых дворян-аристократов.
   Я внимательно и чуточку изумленно уставился взглядом вслед двум проходившим мимо нас девушкам. Ноги у одной из них были возбуждающе волосатыми.
   Однако, мне все-таки хотелось поскорее увидеть море, хотя бы в образе Финского залива, его Невской губы, и поэтому я покачал головою и пошутил:
   - Нет! Честь командору придется отдавать. В ту сторону не пойдем. Лучше направимся к берегу.
   - Здесь рядом с памятником командору находятся шутихи, - воскликнула возбужденно Фая. - Такие милые забавные фонтанчики, которые брызгают словно бы откупоренное шампанское.
   Перед нею в позу встал Саша Суханов и развернул ее на аллейку в сторону Финского залива.
   - Тем более, - сказал он. - Категорично, нет! Водопроводная вода - не водка, всю ее не выпить. Мы держим путь к морю.
   И мы пошли дальше в прежнем направлении, где нам были уже видны свинцово-синего цвета вода залива и пологий берег вдоль его акватории.
   Осенняя пьеса полна космических положений - и в солнечные деньки бабьего лета она пользуется особенным успехом.
   - Почему вы не захотели пойти к памятнику? - ныла и капризничала Дина, подразумевая под "ви-и-и-и" сразу и себя, и меня, и вторую нашу пару: Фаю и Суханова.
   Это был вовсе не простой и не такой уж легкий для меня вопрос, на который я пытался дать, все-таки, ей внятные объяснения, но по большей части при этом лишь импульсивно импровизируя; и сам для себя я очень желал бы найти на него достойный ясный ответ. Смысл моих импровизаций сводился к следующим предварительным посылкам. Осень - она вовлечена в отлив раковины. И вот уже без каких-либо с вашей стороны усилий лысый хрен просунул голову в щель. Нас ведут волосатые ноги, и при этом ни на секунду не смолкает напев соловьиный. Однако, из всех на сегодня возможных материалов для статуи я бы выбрал самый благородный - мрамор.
   Публика в Нижнем парке много смеялась во время этого комического момента с выбором материала.
   Фая зорко подмечала, что Дина еще не целована:
   - Чай пить еще рано? - подзуживала она Дину. - Ближе к нам.
   - Присоединяйтесь! - в тон своей спутницы поддакивал Суханов.
   Но как мне было решиться целовать статую? Бр-р-р!
   Мы все пошли рядом.
   Суханов на восточный манер в стихах нахваливал достоинства у Фаины. Примерно так:

                Исток живительный сокрыт в бутоне губ твоих,
                Вино все может заменить… Все, кроме губ твоих!

   У Дины губы были испачканны мороженным - темно-коричневая полоска от шоколада, покрывавшего эскимо, очерчивала уголок ее рта. Бр-р-р! Приторно.
   Все сначала и без промаха. Мы с систрелой 1 отстали на несколько шагов от Суханова и Фаи.
   Суханов положил руку на талию Фае. Она слегка изогнулась в коленях.
   - Шарманщик? - спросил я, заметив на платье у систрелы 1 приколотый значок.
   - Брошка "Пеликан".
   - Великана?
   - Пеликан! Это птица, которая рыбой питается.
   Дина нараспев произносила присказку: "Excusez-moi, je souriais а mes tristes pensйes" ("Простите, я улыбалась своим грустным мыслям" (франц.) ). Пеликан? Это птица - она рыбной литерой питается. Страдая на губных звуках, былинка в поле, страдая по губным звукам, не желая подпасть под чужой взор, желая подслушивать чужой вздор, она желает былинкою в поле существовать с таким видом, точно и впрямь могла быть такая поговорка.
   Не отставала от нее и систрела 2, она настойчиво жужжала: брошка, блошка, букашка. Но кроме того Фая учила Суханова, "выдувать" губные звуки: "Excusez-moi!" Французский язык для Суханова был неизвестный абонент. Он за учительницей старался повторять звуки, но столь плоско было содержание его фонетики.
   - Переведи?
   Дина почему-то очень решительно отказалась:
   - Я не переводчица!
   - А кто же ты?!
   Я было начал рассуждать снова о том, что нас ведут куда-то, возможно к морскому берегу, соловьиные ноги, но Дина перебила меня и стала серьезно рассказывать о пословицах и поговорках. Пословица - самый любопытный жанр фольклора. "Пословица недаром молвится", - гласит народная мудрость.
   Фая подталкивала нас к поцелую:
   - Дина, вернуться к Ньютонову классическому образцу?
   - Важная технология упала узкому специалисту будущему словеснику, - возмущенная Дина отмахнулась от странных советов.
   Дальше... Здесь нет еще реакции. Неосторожный объект: ведь сквозь мои смещенные логикой жара шара слова она узнавала все! Предсонные образы. Я имею в виду, конечно, возникающий по-приложении усилия, особенно в темноте, совершенно посторонний зрительный эквивалент.
   - Ближе к ним, - шепнула мне Дина.
   В поле моего зрения промелькнул грубый профиль лица Дины.
   Я имею в виду, конечно, "нутренний снимок", на котором термометрически, или геометрически, или где странно и беспощадно, также в легкой смеси, пухли огромные шары и многозначные цифры.
   Фая вновь обернулась:
   - Чай пить еще рано!
   - Ближе к ним, - шепнула опять мне переводчица Дина.
   - Присоединяйтесь! - поддакнул Суханов.
   Мы все пошли рядом. Вскоре я узнал, что Фая держит диету: довольно бледную диету из вермишели, овсяной каши, молока, сухой булки. Ничего у нее не получается! Но мраморные статуи не рыдают. Листья в руках Дины светились какой-то клейкой свежестью сновидений. Все это из легкой смеси начал осени в ранней ее фазе, почти что бесшумно, шелестит-шелестит под ее руками.
   Я оглянулся - конечно, на том отрезке аллеи, который мы прошли от фонтана "Пирамида", никаких уже по бокам ее не стояло статуй. Жаль!
   Дина, когда я сообщил ей о произошедших со мною видениях, нисколько тому не удивилась.
   - И когда четыре статуи изогнутся в талии, провернется ось, и полетит стрела времени, - объясняла мне систрела 1 типовые секреты Версальских парков, устроенных искусными архитекторами и трудолюбивыми садовниками по регулярным вывезенным из Персии лекалам. - Может быть, новый звездный мост перекинулся, а может быть, друг-друга поняли среди белого дня чужие люди. В складках завесы образуется неожиданный разрез. Он может испугать. Вы знаете…
   Планомерная Дина спохватилась и поинтересовалась: А какая мне в парке привиделась статуя: с руками или без рук?
   А я и не помнил. Вспомнил лишь реплику в одном из фильмов "синема": "Кто бабе руки обломал?"
   - Кино и обломало!
   - Да, ну?! А зачем и почему?
   Дина приложила палец к губам. И она, такая планомерная, шепотом на ухо рассказала необыкновенную историю. Но рассказала только для меня.
   Фая и Саша шли в нескольких шагах перед нами и бурно объяснялись.
   Фая часто откидывала назад голову и изгибалась в коленках, как будто бы она хотела настойчиво выразить: "Да, да, да... Я - полюблю-гублю без возврата. Да?"
   Как было заставить Дину также изогнуться? Зачем?..
   От скуки над временем вознесены скуки. Живи растительной жизнью, насколько только можешь, изо всех сил, утром видь утро, а вечером - вечер.
   Планомерная Дина пребывала в унисон с моим настроением. Упоительные дни, когда идешь по полу. Легко дышать в подобные дни. Такие дни - маяки в ее жизни.
   Фая и Саша шествовали, по прежнему, в нескольких шагах перед нами и объяснялись.
   - Нет, нет - не это!
   - А то?
   Золотая осень в ярко голубом небе. Разве они знали, чему равна "функция" в уравнении. Золотой осени? Я бы устыдился, сообщая Вам все мои мысли о Вас. Многого и сам о себе угадать не могу.
   Дина подобрала на алее шпильку и хихикнула:
   - Говорят, потерять шпильку - потерять поклонника.
   Необычная украшенная вязью была шпилька. Я попытался вспомнить название и перепутал стиль:
   - Анапе?
   - Есть слово канапе, - поправила меня паномерная Дина. -  Фуршетные закуски: Словом "канапе" называют также вид приёма, самый простой вариант фуршета: бутерброды-канапе, пара лёгких закусок, чай и фрукты.
   Дина высказала желание сделать мне подарок.
   - Какой?!
   И она не успела мне ответить, поскольку мы вырулили на развилку, где аллея, по которой мы шли, подойдя к водам Финского залива, разделялась на два рукава: один вел к домику Монплезир, а другой ее рукав продолжался по берегу залива в восточном направлении Нижнего парка.
   Справка в книжке-буклете, который я тут же вынул из кармана и раскрыл, коротко сообщила: Монплезир - "попутный дворец". Кроме того, эта любимая Петром Великим постройка на краю парка у самой кромки воды носила имя "Моя услада". Услада любящего море человека.
   - Grand large, - сказала Дина, указав рукой на пологий песчаный берег, протянувшийся вдоль от домика Монплезир, и пояснила. -  Великий простор. В тихий дом мир внезапно из своих вырос.
   Своими систрела-1 вероятно называла расположившуюся на песке вдоль воды большую стаю ворон.
   Симпатичная женщина шагала вдоль воды следом за мальчишкою 2 или 3 лет. Мальчишка, размахивая лопаточкою в ручонке, бежал по песку в сторону вороньей стаи.
   Вид черных ворон у воды вызвал и у систрелы 2 всплеск вдохновения.
   - Вы "черные точки", - заговорила Фая, обращаясь к воронам, - спрячьте голову, повернитесь к дамам спиной, они должны видеть только черное... Теперь перемешайтесь так, чтобы вас нельзя было узнать.
   "Черные точки" головы не прятали, важно ходили по влажному песку вдоль воды взад и вперед на тощих ногах, раскачиваясь пугалом; мы, дескать, придумали хитроумную игру - драку за совочек в песочнице.
   Возбудившись на морском берегу своею речью Фая, оглянувшись на нас с Диною, расхохоталась.
   - Вы знаете, эти двое меня положительно хотят женить на вас, - сказала она Суханову. - Это уже не шутка, а вполне серьезно...
   - Что мы будем делать, когда поженимся? - в тон ей отвечал партнер.
   - То же, что и другие!
   Это озорное замечание вырвалось у Фаи необдуманно, и, как бы спохватившись, она продолжала:
   - Мы поедем в Италию. Изучать древнюю историю и поэзию древних. Это будет полезно для моих легких.
   Веселье у них достигло высшего предела.
   - "Итальянские стихи" сюрреалистичны, - напомнил ей Суханов.
   - Но это иного почина сюрп. Большой куш. Приз! В день раздела добычи на распотрошенный город поэтов налетит достаточно воронья.
   Бывают инаугурации мгновения.
   - А какой трагический конец ты предвидишь для нас с тобой? - все еще осторожничал и поэтому переспросил жених у Фаи.
   - Не знаю. Но мне это безразлично. Поторапливайся.
   Он сжал ее запястья.
   - Не так уж плохо! - звучало контральто Фаи у моря на аллее Нижнего парка. - Для неврастеника.
   - А кто же ты?!
   Она засмеялась, и она вся фронтом фигуры обернулась к нему.
   Суханов не упустил возможности воспользоваться предоставленным ему положением партнерши. Он моментально обнял ее и вонзил долгий поцелуй в ее губы.
   А она тут же запрокинула назад голову и изогнулась в коленях.
   - Замечательно? - спросил я у Дины.
   Дина фыркнула:
   - Портниха с ловкостью работает ножницами. Думаешь, это творческий экспромт? Тебе перечислить имена настоящих авторов у ее реплик?
   Здесь же рядом на развилке в трех-четырех шагах от нас находились две девушки, как четыре капли воды, похожие на наших систрел. Не внешне они все четверо были схожи, но возрастом… и в функции. Одна девушка из этой пары, стоявших с краю аллеи и лакомившихся мороженным в вафельных стаканчиках, была горбоносенькою и стройною тростиночкою, другая была замечательна, по-видимому от природы, рыжим цветом пышной копны ее волос.
   Нам с Диною было видно и слышно, как они, откинув назад головы и изогнувшись в талии, смеются и громко шепчутся, разглядывая Суханова и Фаю:
   - Гора Экономическая!
   - И щель Солдатская.
   Поначалу Дина тоже сосредоточено разглядывала целующихся и никак не реагировала на эти слова.
   Чтобы вывести систрелу-1 из оцепенения, я не придумал ничего лучше и ущипнул Дину за спину - чуть пониже поясницы. Она тоже изогнулась.
   - Оса, - успокоил я ее. - Скажи, Дина, какой-нибудь стишок?
   - И с боя взятыми рабами Суда в Анапе нагружать.
   - Лермонтов? - осведомился я у Дины.
   - Пушкин, - мотнула головою удивленная моему невежеству систрела-1.
   И было видно по быстро меняющемуся выражению ее лица, что только теперь она начала размышлять, зачем я так грубо и бесцеремонно ее ущипнул. Она тревожно взглянула на женщину у воды и ее ребенка, который уже почти вплотную подбежал к сидевшей на песке у кромки воды вороне. Дина увидела, что мое внимание сосредоточилось также на ворону, которая все еще не улетала и не верила пернатая, что ребенок ее может поймать.
   И только тогда Дина решила вступиться за свою подругу Фаю, уста которой все еще сковывал поцелуй Суханова. Дина резко повернулась в сторону двух "лучниц" с мороженным, которые все еще изгибались в пароксизмах смеха, и выдала им неожиданно грозно и удивительно откровенно:
   - Позолоченные бляхи ярче розовой рубахи.
   Это было, как милые бранятся.
   - Кто они? - поинтересовался я у Дины, глядя вслед девчонкам, поспешно уходившим по аллее с развилки.
   - Откуда мне знать, - раздраженно повела плечами Дина. - Картежная лихорадка князю Коко в салоне принцессы Матильды.
   - Не будем беспокоить классиков, - предложил я. - Ваше имя, кажется…
   - Франсуаз.
   Разумеется, мы начнем с чего-нибудь простого.
   Суханов достал из кармана пригоршню мелочи и собирался в поисках мороженного направиться к дворцу Монплезир.
   Систрелы дружно объявили, что они не хотят мороженного. Они сказали, что будут нашими проводниками и поведут нас вдоль берега Невской губы на восток, в направлении к сопредельному парку Александрия.
   Суханов сомневался, сумеют ли систрелы быть нам проводниками?
   Чтобы его отвлечь, чтобы он не ерепенился, я нарочито громко спросил у систрелы-1:
   - Дина, а какой ты приготовила для меня подарок?
   Дина, растерявшись, сразу покраснев, показала на бумажный пакетик в руках Фаи.
   - Что там?
   В дымке на акватории Невской губы проступали на острове Котлин очертания крепости Кронштадт.
   Фая показала Дине пальцем на лоб.
   Суханов, не стерпев, отобрал у Фаи пакет. Оказалось, в пакете лежала сдобная посыпанная сахарною пудрою булка.
   Фая обвила одной рукой у Саши Суханова левый локоть, другой рукой - мой правый локоть, чтобы увлечь нас по дорожке вдоль воды в восточном направлении Нижнего парка. Но мы с Сашей желали покурить. Столько времени мы с ним не курили. На аллее, ведущей к Монплезиру, находился киоск, к нему мы и направились, чтобы купить сигареты. Систрелы остались дожидаться нас на развилке.
   Суханов поинтересовался моим впечатлением от Дины.
   - Что тебе сказать? - пожал я плечами. - Вот если бы она, предположим, стояла бы в столовой на раздаче продуктов, тогда я на нее пожаловался бы, что она не докладывала в мою тарелку мясо по весу, указанному в меню этой столовой.
   - Олгой-хорхой! Недовес продуктов - это страшная вещь! - резюмировал Суханов.
   Мы купили в киоске сигарет "Аврора" по пачке каждому. Закурили.
   Я спросил у Саши Суханова, помнит ли он свою первую в жизни эрекцию? Почему-то его этот вопрос очень сильно смутил, и он ничего не ответил. Он сказал, что помнит только яркое и самое прочное из всей своей жизни.
   Свинцовая рябь воды дыбилась на побережье Невской губы. Ледяная рябь бежала у меня по коже на спине, и уже полны были предчувствием вечерних содроганий волны.
   Мы вернулись к систрелам, ожидавшим нас на развилке.
   Фая объявила нам:
   - Пить хочу!
   Суханов терпеливо отправился обратно к киоску, купить в бутылках лимонада.
   Втроем с девушками подошли к воде.
   Плавали утки. Прежде их стайка сидела тесной кучкой на берегу на песке, но при нашем приближении, они нехотя поднялись и вперевалку направились к воде и недалеко отплыли.
   Девушки присели на камни, достали из пакета булку и стали бросать крошки уткам. Волны Финского залива теперь уже не переливались красками, тихо плыли на поверхности воды морские водоросли.
   Я тоже присел на камень рядом с девушками, но тут же поднялся - сел на острый угол у камешка.
   - Утес, - сказала равнодушно Фая и покосилась на сидевшую рядом с ней систрелу 1. Дина возмущенно махнула ей рукою, чтобы систрела 2 замолчала.
   Утки, кормившиеся падавшими на воду крошками от булки, шумно состязались за каждую подачку им от девушек.
   Подошедший к нам Суханов положил мне руку на плечо, показал на уток и сказал:
   - Вот бы их сфотографировать!
   Суханов принес бутылки с лимонадом. Он лихо открыл крышку о крышку бутылки с лимонадом. Фая с липкой лестью восхитилась его умением. Суханов перед ней похвалился, что солдаты из войск же-дэвэ умеют вскрыть и не только такое простое. Фая фыркнула - что за войска такие? Дина попыталась ее утешать: "Не страшно ничуть - это только рельсы и шпалы".
   - Две, - сказал Суханов и расставил в стороны под углом руки. - Две шпалы.
   Систрелы молча переглянулись. Солдатский юмор для переводчиц с ботаники был тяжеловат.
   "Надо будет незаметно одернуть Сашку, - подумал я. - Зачем он в песок так зарывается?"
   Суханов тоже стал бросать уткам кусочки булки.
   - Кто бы подумал, утки булочки едят!
   - Дикие.
   - Соблазнились.
   - А вдруг им станет плохо от кормежки булочкой?
   - Заканчивайте, чтобы никто об этом не узнал.
   Скормив булку уткам и попив еще лимонаду, мы вернулись на дорожку и направились вдоль берега по каемке Невской губы в сторону парка Александрия.
   Суханов на прощание обернулся и приказал уткам:
   - И чтобы я не слышал ни единого звука!
   Теперь издалека от фонтана "Пирамида" звучал школьный вальс.
   - Есть некоторые странные вещи, которые мы не проверяем, - доносился голос Фаи. - Паук, поставивший паутину, не подозревал, что крыльев было два. Две штуки крылышек.
   - Две шутки?
   - Ах, да, мы видели на прибрежном песке стаю уток - на берегу залива, на невской губе они сидели. Такие фонтаны есть в парке шутки-шутихи. То утка и есть утка, а то, вдруг, она обернулась и уже она шутиха.
   Дина объясняла: чайки над водою - образ беззвучно спешащих, чтобы тело купить и забвенье. И чтобы опять погрузиться в сонное озеро города - зимнего холода, где опрокинуты в твердь станы снежных мачт.
   Мы с Диною выяснили, что история Петербурга была не фантастична, а фонетична. А если кто-то еще до сих пор не разбирается в фонетике, то какая в этом фантастика? Попросту, давно-давно были опрокинуты в дверь страны снежных мачт.
   - Да, я имела там некоторую практику, - подтвердила Дина.
   - Продолжайте.
   - Да я, кажется, все сказала.
   - Разве могут быть тени в прозрачном наполненном солнцем осеннем парке?
   - Могут быть.
   - Тогда покажи мне их?
   Она положила ладонь мне на глаза.
   - Видишь теперь.
   - Да, что-то промелькнуло.
   - Или кто-то.
   Она мне сказала, что это, однако, игра зрения.
   На формальной куче высился диаметр логики. Их позиция, в качестве отправной точки, дело. Но мне был интересен путь рассуждений - огромный множитель.
   Каменный высокий забор преградил нам дальнейший путь. Решетчатая ограда продолжала его и уходила на несколько метров в воду залива, чтобы никто не смог по мелководью обойти препятствие.
   - А что там за забором?
   - Парк Александрия, но он закрыт для посетителей на реконструкцию. Там никого нет и очень давно.
   - Очень кстати, - сказал Суханов.
   Мы пошли по дорожке вдоль забора. Вокруг росли деревья, кусты и густые заросли травы. Словно в неосязаемую пыль растолкла осень в этом парке солнечный свет. Он тонкой позолотой лежал на всем и проникал уже повсюду.
   На дорожке, загораживая нам дальнейший путь, лежала обломленная с дерева большая ветка, наверно давно произошло это при сильном ветре, задувавшем в непогоду с залива. Мы все вчетвером ухватились и оттащили ветку под каменную разделяющую парки ограду; убрав с дороги след случившегося некогда в этой местности потрясения, и пошли дальше.
   Высокая была у парка Александрия ограда.
   - Ах, какая грусть! - воскликнула Фая. - Подайте мне мужику, ростбиф по-английски.
   Я нежно поглядел на нее. Я давно видел, как она и Суханов шли перед нами, и как они о чем-то возбужденно шептались друг с другом.
   Суханов и Фая объявили нам с Диной, что они быстро пойдут вперед, чтобы поскорее разузнать, каким путем нам попасть в соседний парк.
   Дина по моей просьбе делала переводы на английский язык поговорок и пословиц, которые я ей предлагал:
   - Стрелой не свяжешь снов в тумане.
   - …
   - Мечи стрелу в ночную мглу!..
   - …
   Дина вскоре возмутилась темой поговорок, предлагаемых ей для перевода:
   - Что за стрела, стрела!
   - Хорошо. Но вот только еще одну поговорку переведи?

                Упаси от стрелы,
                Сохрани от сабли…

   Она перевела, справилась и с этой пословицей - образование-то у нее почти уже высшее.
   На дорожке показалась суханская систрела 2. Обхватив себя руками за плечи, Фая шла торопливо, семенящим шагом, и оглядывалась по сторонам.
   - Где мой кавалер? - обратилась сердито она к нам.
   Статуя систрела 2 будто бы озябла и только к ее воздушному платью, просвечиваемому из-за спины солнцем, ей на шее не хватало вязанного теплого шарфика. Странный был у нее вопрос. Ведь они с Сухановым вдвоем вперед нас ушли.
   - Отправился в кусты тебя разыскивать, - съехидничала Дина.
   Фая достала помаду и стала подкрашивать губы.
   Фая сообщила нам, что впереди железная дверь и ворота; цепь на двери намотана и застегнута "на вот такой, не меньше", замок. Дальше ограда между двумя парками стоит еще выше, а на верхушках прутья с пиками - так просто нам высоту стены не взять. Поэтому мы возвращаемся к прежнему бетонному участку забора.
   - Сергей, где вы? - закричала Фая.
   - На макушке, - отозвался сидевший на заборе рядом с нами Суханов. - Меня, вообщем-то, Александром зовут. Можно Сашей называть.
   Бедняжка Фая, услышав с высоты его мужественный голос, очень почти до слез обрадовалась. Но мраморные статуи не рыдают.
  - Скажи им, - обратился ко мне сослуживец, - чтобы они лезли осторожно наверх. А ты помогай, подталкивай их.
   Оказалось, он уже успел побывать в соседнем парке и провел там небольшую разведку.
   - Гулять будем! - пообещал он нам, скромно стоявшим внизу.
   - Лучше будет, если я переберусь первым, - предложил я, - а ты, Саша, мне сверху подашь девушек.
   Так мы и поступили.


                3

   - Что дальше было? - поинтересовался у меня внук. - Почему ты закончил рассказ на самом интересном?
   - Что за оградою Нижнего парка в Александрии происходило? - я отложил книгу чьих-то морских мемуаров, которую держал в руках, и немного подумал. - Вообще-то, где-то в каких-то черновиках я пытался написать финальную часть той морской истории, происходившей на берегу Финского залива, а потом подумал, что получается слишком длинно. И читатель моего рассказа вдруг станет скучать? Сделаем скидку на то, что это все-таки не роман. Дальше было так…
   За дверью тревожно залаяла собака.

   С ограды вниз в парк Александрия я спрыгнул довольно удачно, на мягкую траву.
   Соскочив, я увидел стоявшую под кустом сирени возле стены женщину: наверно, на полные пять или даже все семь лет она была старше меня. Она глядела на меня удивленно, чуть испуганно, внимательно. У меня мелькнула тревожная мысль, что она была из администрации парка, в который мы направились. Брови женщины были изогнуты дугой, словно крылья у взлетающей птицы, которую некто-то неосторожно вспугнул. Она была высокого роста; хорошо сложена.
   Но долго разглядывать ее и размышлять о том, откуда она и почему здесь оказалась, мне не пришлось: Я еще не успел решить, надо ли будет предупредить Суханова, а он уже был на стене и сбрасывал сверху ко мне одну из двух систрел.
   - Держи первую! - закричал Суханов, не замечая стоявшую вблизи от меня "незнакомку".
   Взвизгивая и пытаясь притормозить движение вниз, положив ладони на стену, ко мне в руки слетела Дина.
   Она оказалась тяжелее, чем я прежде полагал по ее виду. Впрочем, статуя из мрамора ее размеров была бы значительно тяжелее.
   Я держал на руках Дину. И вдруг насторожился, я почувствовал, что от нее пахнет потом. Статуя так не могла пахнуть. И было нечто значительное в этом моем до головокружения восхитительном открытии.
   Когда еще только я забирался на стену, в планах у меня было даже, возможно, большее, я собирался, прежде чем поставить ее на ноги, сделать вид, что поскользнулся, и вдвоем в обнимку, не выпуская из моих рук, повалиться навзничь. И тогда я поцеловал бы ее.
   Чрезмерно сложно выстраиваемые в теории конструкции редко на практике удается доводить до удачного конца. Присутствие рядом с нами "незнакомки" нарушило мои планы.
   Дина показала мне раны на поцарапанных о стену ладонях. Я поставил девушку перед собой и достал из кармана солдатский из белого материала носовой платок. Дина зажала чистый платок между своими ладонями.
   Я оглянулся. Все это молча с удивлением на лице и уже с легким любопытством в глазах наблюдала, стоявшая вблизи от нас, молодая миловидная женщина. По случаю теплой погоды на ней было надето легкое летнее хлопчато-бумажное платье без воротника с весьма глубоким вырезом на груди и короткими рукавами, украшенными по краям ленточками.
   Тем временем, Суханов вновь показался на верху, он помогал подняться на стену нашей второй систреле.
   Женщина, увидев новую девушку, быстро расстегнула замок висевшей у нее на плече сумочки и выхватила из нее зимние вязанные из шерсти рукавицы и протянула их мне, жестами указывая на вершину, на которой Суханов готовил к спуску девушку - систрелу. Я взял варежки у женщины и передал их наверх моему сослуживцу.
   - Держи вторую! - закричал вновь Суханов.
   Однако, систрела 2, натянув на ладони варежки, в последний момент развернулась спиною к грубо оштукатуренной стене каменного забора и, выставив вперед руки, дрыгая ногами, полетела по крутой дуге через меня. Я едва успел отступить на один шаг от стены. Мы с нею вместе, сначала стукнувшись лбами, упали на мягкую траву, а шерстяные рукавицы уткнулись мне в щеки.
   Спрыгнул с забора и Суханов. Со словами - "Ничего не скажешь, повалила красиво. Потом разберемся," - он снял с меня учительницу биологии и ботаники и поставил ее на ноги рядом с Диной переводчицей.
   Еще большим оказалось мое удивление, когда молодая женщина, стоявшая под кустом в парке Александрия, заговорила с нами. К нашему общему изумлению женщина заговорила на иностранном языке.
   - Она спрашивает, не могут ли мужчины помогать ей, - комментировала для нас речь иноземной "незнакомки" переводчица Дина, почему-то коверкая при переводе свои русские слова, - перебраться через эту преграду в Нижний парк. У нее там-гам назначено свидание у фонтана. Ее, эту странную женщину, по ту сторону в Нижнем парке ожидают около фонтана, но как она в садике Александрии очутилась - этого мы не поняли.
   - Будем помогать иностранке? - поинтересовался я у Суханова.
   - Да, ты что, - возразил Сашка. - Ты только представь, как мы сможем без лестницы затащить на стену такую корову?
   Суханов поднес ко лбу палец, вероятно собравшись для выразительности прислонить его к виску, но передумал и только, взявшись за лакированный козырек, снял с головы фуражку.
   Я оглянулся на высокий забор и согласился с ним. Затащить на эту стену высокую ростом, крупную телом женщину и затем еще перетащить ее на ту сторону, конечно, мы вдвоем с ним смогли бы, но было непредсказуемо - особенно, если учитывать, что у нее там с кем-то свидание назначено - в каком виде она после этого будет по ту сторону стены в Нижнем парке.
   Суханов, глядя на меня, наморщил лоб, достал из кармана кителя и молча протянул мне простой солдатский из белого материала платочек. Я стер у себя с лица следы фаиной губной помады и спрятал этот испачканный платочек в карман, где уже лежал тот, что утром в роте я получил вместе с увольнительною запискою от старшины, и который успел побыть у Дины между ладошками.
   Мы объяснили иноземной женщине, что ей перебираться через высокую стену небезопасно, и что будет всем удобнее, если мы проводим ее до Ленинградского шоссе, которое проходит по южной границе парка Александрия, и уже по этой широкой автомагистрали - она быстро доберется до ворот Нижнего парка.
   Безлюдные ландшафты Александрии были нам еще менее знакомы, чем аллеи Нижнего парка, поскольку подаренный нам возле Екатерининского дворца киоскершей буклет никаких описаний этих просторных александрийских полей и лужаек не содержал; а потому мы держали наше направление лишь по солнцу и долго, или нам так только показалось от присутствия с нами необычной женщины, проплутали.
   Когда впятером мы дошли, наконец, до шоссе, женщина так устала, что решила отменить свое посещение Нижнего парка, и она укатила в Ленинград на такси, которое мы помогли ей остановить. Сразу же после ее отъезда наши систрелы попросили, чтобы мы с Сухановым проводили их до железнодорожной платформы, от которой до Ленинграда уходили электропоезда. Наши девушки обещали нам, что на следующий выходной они обязательно приедут на электричке в Петергоф на свидание с нами, поскольку мы им очень понравились, и они необычайно довольны от состоявшейся в парках нашей прогулки. Мы с ними условились о месте и времени нашей встречи в следующую субботу в полдень, перед обедом, на железнодорожной платформе Новый Петергоф.

   На следующий день, в понедельник, за стеклом одного из окон на первом этаже дома, в котором жили семьи офицеров, перед которым мы по утрам в будние дни вдоль асфальтированной дорожки всей ротою строились на развод, я снова увидел на подоконнике большой рыжего цвета апельсин.
   Всю вторую половину предыдущей недели по утрам я видел этот апельсин, лежавший на подоконнике, и строил в уме лишь абстракции, касательно солнышка. Теперь в понедельник в течение получаса, пока в нашей роте военных строителей происходил развод, глядя на яркий яростный апельсин, я уже не отвлеченно созерцал его, а думал о вполне конкретном огоньке, о своей систреле 1 и о нашей с ней предстоящей в субботу встрече.
   Также как всю предыдущую неделю первая моя мысль при блеске утра в окнах казармы, а чуть позже еще и усиливающаяся при виде огромного апельсина на подоконнике, была о бабочках; все подчинялось одной-единственной страсти. Березы, посаженные вдоль дорожки, корзины их крон, окрашенные в цвета осени и недавно тронутые листопадом были будто бы песочные часы, отсчитывающие минуты до новой прогулки по Петергофу. С каждым утром листьев на деревьях становилось все меньше.
   Во вторник случился утренний заморозок, и апельсин был виден сквозь мутное запотевшее стекло в форме размытого в очертаниях излучающего теплый жар оранжевого пятна.
   В среду утром было тепло, стекла у окошка были прозрачными. Оранжевый мячик на подоконнике сиял!
   Но в четверг утром, тоже мягкое солнечное и по-осеннему теплое, апельсина на подоконнике уже не было.
   Едва мы утром вышли на построение, как из соседнего подъезда №2 у нашего трехэтажного здания, бывшей медсанчасти, где в южной половине была наша казарма, а в северной располагался штаб ЦОК (Центральных офицерских курсов), появился генерал.
   Он в сопровождении адъютанта - офицера небольшого чина - направился к находившейся вблизи служебной автомашине - черного цвета "Волге".
   - Человек действует умом, - громко басом делал он за что-то выговор офицеру, расторопно открывшему перед ним дверцу автомобиля. - Съесть можно что угодно и даже кого вам не угодно.
   Коляска, рысак и кучер. Широкие красные лампасы украшали зеленые на выпуск брюки генерала. Почему-то мне пришло в голову, что слово цугом рифмуется обязательно с цунгцвангом. Черная генеральская машина уехала. Мы стали строиться на своем обычном месте вдоль дорожки. Взгляд мой привычно упал тогда на окно - пусто. Апельсина не было. И березы вдоль дорожки вдруг стали похожи на опрокинутые на бок песочные часы.
   Утром в пятницу, едва прозвучало из уст дежурного по роте слово "подъем", я первым делом, еще не застегнув пуговицы на гимнастерке, глянул в окно своей комнаты на третьем этаже - песочные часы, из множества корзин золотистого цвета березовых крон - они лежали, по-прежнему, на боку. И при построении роты я убедился - в окошке на первом этаже офицерского дома апельсина уже нет.
   Суханов еще утром в четверг, узнав, чем я встревожен, счел исчезновение апельсина банальностью: "Хозяева наконец-то скушали цитрусовый плод. Не удивительно!" Зато в пятницу утром он был здорово ошеломлен, когда старшина зачитал его фамилию в списке солдатиков, назначенных дежурить дневальными по роте. Наряд заступал на дежурство сроком на сутки с вечера в пятницу.
   Теперь уже я его, как мог, утешал: "В субботу на ужине в столовой ты себе заберешь мою порцию сахара и пайку масла". Я предполагал, что из моего увольнения в Петергоф вернусь поздно, к крайнему сроку, указанному в увольнительной записке - к десяти часам вечера.
   В чрезмерных ожиданиях - один с двумя - в волнительных для меня тревогах наступила суббота.
   …Но очень рано, еще до начала ужина, вернувшись из увольнения, я отвечал на вопросы Суханова, который в тот момент с пристегнутым на поясе штык-ножом, стоял "на тумбочке" у двери на входе в нашу роту.
   - Никого не было на платформе, Саша, - рассказывал я сослуживцу.- Три часа с лишним я напрасно ждал их, встретил массу электричек из Ленинграда, а потом я один гулял по улицам Нового Петергофа.
   Суханов, слушая мой рассказ, вначале сильно огорчился, это было очень заметно на его лице, а потом он сообразил, что мучившая его проблема решилась сама собой.
   - Осень. Октябрь наступил, Возможно, что обе наши бабушки уже окуклилась на зиму, - сказал он. - Праздник закрытия фонтанов в петергофских парках в одну и ту же осень бывает лишь однажды.
   В его замечаниях, и в последнем особенно, были зерна здравого рассуждения, поскольку очень быстро, на удивление мне самому, я забыл то, как выглядели две наши мимолетные систрелы, и вскоре их лиц я не мог вспомнить; и при случайной встрече с ними на городской улице я бы даже их уже не узнал. Чувство однажды предоставленного мне в осенних парках Петергофа ощущения праздника, напротив, сохранилось во мне почти неизменным на многие годы.

   - Ничего путного не получается, когда лазаешь за непонятно какие заборы, - сказал я внуку наставительно. - Некультурное это занятие.
   Внук засмеялся и вскоре показал мне на экране компьютера картинку веселящейся компании молодых людей с надписью крупными буквами под изображением: "У культуры нет границ!"
   - А что это верно, и звучит это хорошо и громко, - согласился я с показанным внуком для меня лозунгом, - если бы только при этом знать и помнить обо всех планах культуры.

   Я снова взялся за чтение книжки с чьими-то мемуарами.
   Внук стал собираться; я знал, что он пойдет на свидание с девушкой.
   - Чего на встречу с пустыми руками приходить? - я показал ему на фруктовую вазу, стоявшую на столе, и сказал. - Выбери самый лучший апельсин. И угостишь свою подружку.

   "Чтобы она согласовалась с наличием у них ума, надо было только описывать чувства, вызывавшиеся у них всякой вещью, казавшейся им необыкновенной. Отнюдь не замышляя задеть какой-нибудь принцип, мы и не подозревали своей неосторожности. Эти черты в высказываниях персиян соединяются всегда с чувством неожиданности и изумления, а вовсе не с идеей исследования и - еще меньше - с идеей критики", - читал я из предисловия-наставления 1935 года к морским "Персидским письмам", сочиненным французом Монтескье.

   И о том, однако, прочитал, как ходить в лесу по тропинкам, и о том, как элементарно высчитывается "случайная" дуговая траектория.

   Антон Павлович Чехов повесть "Степь" изобразил в форме "восьмерки", и он ее напечатал у Плещеева в петербургском "Северном вестнике" (этот журнал Чеховым был прозван "северная вдова"). В чем была "докторская" фишка?
   Жена мне вдруг говорит:
   - Солнце выглянуло и спряталось.
   А кто надоумил дачников Кисилевых создать в Бабкино для Чехова атмосферный феномен толстовской Ясной Поляны? Кисель и бабки твердила зачем-то Татьяна Ергольская?
   Что мне теперь скажет моя жена?
   - Борщ на столе!

   март 2016 г.
   Ред.: 17 июня 2021 г.