Тринадцатое, пятница...

       

Тринадцатое, пятница. «Tissot»
браслетит плоть отпущенным ей сроком;
за окнами январский пешеход
упрямо лезет под обстрел к сорокам;
на улице, в душе и в небе стынь,
и всюду взгляд судьбы, куда ни кинь.

Жизнь удалась. Вот, собственно, итог
банального вполне деторожденья,
как некий завершённый монолог
движений, действий, боли, наслажденья,
слиянья одиночества и тел,
всего, короче, что за жизнь успел.

И что ж теперь? Вот пятница - она
ничем не примечательна, что странно,
хотя, бесспорно, в ней заключена
суть бытия, и здесь же постоянно
свершается, не говоря пространно,
вся суета, которой грош цена.

Обычный зимний день, часы его
реальны только в области запястья.

Вне времени вневременно и счастье.

Поэт творит, как бог - из ничего,
одной лишь повинуясь страсти.