ДВА ПОБЕГА
Я был пионером, все были тогда,
На шее затягивал галстук,
И с властью советской был в целом в ладах,
Но строем ходить не хотел никуда,
Чем в дружных рядах выделялся.
Когда же силком меня ставили в строй,
В гармошку сминались шеренги,
А лето кругом комариное, зной,
И мимо народ - с червяком, и блесной,
И мысли о нем – о побеге.
И вот я вдоль леса рванул по шоссе,
Но вычислен встречным легавым,
И в мотоциклетку безропотно сел,
И утром предстал перед лагерем всем ,
И назван невежей и хамом.
Но кто зазаборной свободы хлебнул,
Отрядной не выдержит жизни –
Двух суток я в лагере не протянул,
Другим предоставил стоять караул,
Ровняться на знамя дружины.
И пойман опять, и отправлен домой,
В презренье по горло и выше,
Молчал я как двоечник глухонемой,
Когда вся семья разбиралась со мной :
Зачем ты бежал , объясни же ?
А как я отвечу, зачем убегал,
Какие там ветры скитаний,
Я знал, что ни та , ни другая нога
Ни с кем больше в ногу не будет шагать,
А все остальное – детали.
А дома ремонт, и клопы, и бедлам,
Соседи в режиме скандала,
И чтоб не мешал переросток делам,
В окрестности Царского сослан Села,
Где бабушка арендовала
На пару с еврейским семейством, коттедж,
С удобствами, хоть тесноватый,
И там , вечера проводя тет-а-тет,
Мы темы мусолили эти и те,
О НЭПе , о буйных двадцатых.
Как подло советская власть обвела
Наивных, поверивших НЭПу,
Так бабушка в круг посвященных ввела
Кого ? – пацана . За какие дела ?
За пару побегов нелепых?
Так дочка торговца – тире – кустаря
Доверием внука отметила,
Выходит, побег и поимка не зря,
Но правду себе самому говоря,
Едва ли бежал я за этим.
Ведь там за стеной, щебетал и ворчал,
Из зоны оседлости выйдя,
Выплескивая вековую печаль,
Отплясывал, сплетничал, просто звучал
Незнамо как выживший идиш.
Три женщины, под девяносто всем трем,
В словесной борьбе бесконечной,
Что скрыто в их речи ? - Житомир, погром?
Убийственный град в девяносто шестом?
Сваты из чужого местечка?
Три скрипки звучали то вместе, то врозь,
В былом растворяясь трехмерном,
И что-то в нем клеилось, что-то рвалось,
Но глубже проникнуть в их речь не пришлось
Ни нэпманам, ни пионерам.
Мне заговорить бы с одной и с другой,
Язык отыскали бы общий,
Но кто я для них ? – не еврей и не гой,
В саду повстречаешь, кивнешь, и бегом,
Сбежать, и не знать – это проще.
Вот так ни к чему не привел мой побег,
Ведь рядом ругался и спорил,
Шутил и вздыхал, разгорался и мерк ,
Жил жизнью своей девятнадцатый век,
А я , идиот, и не понял.