У нас в Частых работать некому.
Директор смаялся с имя:
Все пьют. И может быть поэтому
Сидели все. Моя родня -
Те не сидели, исключение,
Но речь вообще-то не о них.
Так вот. Однажды в воскресение
Бежит Василий, будто псих.
Рвет на себе одежду, волосы,
«Не я! Не я! Не виноват!» –
Кричит истошным, диким голосом
И матом кроет всех подряд.
Василий (он на ферме сторожем,
Недавно появился тут):
«Меня ведь и объявят вором же,
Опять в тюрягу упекут!
Кузьмич, спасай! Кузьмич, милицию!
Растрата! Кража! Караул!»
Кузьмич (директор) взвился птицею
И к ферме мигом сиганул.
Взлетели на гору в волнении,
Доярка Клава подошла,
И замерли в оцепенении –
Картина страшная была:
Дверь, сорвана с петель, болтается,
Все утопает в молоке,
И тут же комбикорм валяется,
След сапога на потолке.
Коровам гад какой-то чокнутый
Навозом вымазал рога,
В бидон с сметаной вилы воткнуты,
По стенам блямбы творога.
Вот собрались односельчане,
Все немы, Васька – как мертвец.
Кузьмич кивает дяде Ване,
«А ну-ка, говори, отец!»
«Ну, мы вчера, конечно, пили.
Конечно, пили, как не пить?
Расчет намедни получили,
Ну, вот и выпили, кабыть!»
«А ну-ка, вспоминай, Сергевна,
Василий был с вами? Не был?
И ты поднапрягись, Матвевна,
Он с вами пил или не пил?»
Сергевна вспомнила, что был.
Матвевна вспомнила, что пил.
Вдруг Стёпка бойко загорланил:
(Знать, похмелился уж с утра)
«Дак, именины же у Мани!
Ну, мы пошли на хутора,
Потом гуляли по деревне,
Потом к Василию зашли,
Он ещё съездил по балде мне,
Что водки мало принесли!
Послали Рыжего за брагой,
Потом добавили, потом…»
Василий стал белей бумаги,
Дрожал и воздух хавал ртом.
« Ох! – Встрепенулся дядя Ваня, -
Так это ж Васька, шалопут!
Ещё топил замок в сметане
И говорил, что главный тут!»
Кряхтя, Иван достал из фляги
Замок и ключ, торчащий в нем.
Василий вспомнил о тюряге
И пал подкошенным снопом.
Кузьмич ругнулся обреченно.
Вздохнул Василий облегченно.