Иль гениям легко?
В коньячной рассохшейся бочке,
В какой уж не помнится век,
Махнувши рукою на почки,
Жил нЕ молодОй человек.
Он вёл себя несколько странно -
Не пил, не курил табака,
Знал три языка иностранных
И даже картавил слегка.
Богам своим просьбами не досаждал,
В верхах не выклянчивал льготы,
А также не слишком себя утруждал,
Физической грубой работой.
Ни груш себе на зиму не наволок,
Не кушал арбузы от пуза,
Но, правда, варил у него котелок,
Как у свояка в Сиракузах.
Обычный, казалось бы случай -
Бродяга на мусорной куче.
Природы познав измененья,
И прочую там хреноту,
Имел он особое зренье,
На грацию и красоту.
Искал расхожденья и сходства
Земных и духовных начал,
И чувствовал наше уродство,
И главное, что не молчал.
Весь день осаждали его земляки,
То вместе то поочерёдно,
Овса приносили и даже муки,
Отсыпали б сколько угодно,
Но он подаяния не принимал,
Кривился в усмешке на это,
И время от времени им выдавал,
Бесплатные значит советы.
Иные не с чем отъезжали,
Но греки его уважали.
Бывало, к нему подгребали
Вельможи и даже бугры,
Квартирку сменить предлагали,
Совали в пакетах дары.
Он пеной во гневе не капал,
И дым не пускал в дымоход,
А вежливо сплёвывал на пол
И слал их в известный проход.
Хотя он зарплаты и не получал,
А пенсии даже не нюхал,
Но голою правдой всегда отвечал,
Особенно ихним старухам.
Таких завсегда прошибала слеза,
Когда он легко и толково,
Им правду по матушке резал в глаза
В два-три выразительных слова.
Им нравилось это едва ли,
Ни за што беднягу бивали.
Познали словесные стены
Расцвет, апогей и застой,
Но брал Диоген неизменно,
Убойной своей простотой.
Её повторяли калеки,
Читали в запой во дворцах,
А значит, росли человеки
На твердых его образцах.
Покуда раззявивши рты до ушей
Лупили жрецы апельсины,
Старик тараканов, клопов и мышей
По бочке гонял керосином.
Он от сквозняков не заделывал дыр,
Не пёк себе булок из теста,
Но видел насквозь загнивающий мир,
Почти из отхожего места.
И тайной для всех оставалось,
Как это ему удавалось.
Сдалась величавая Троя,
Покрылся золой Карфаген,
И страстно возжаждал покоя
Однажды кремень Диоген.
И вот на последних минутах,
Когда он дышал через раз,
Чуть-чуть ему карты не спутал
Аврелий Антонио Красс.
Надрался свиньёю, мозги на боку,
Поставил пол царства в рулетку,
А утром на брюхе приполз к старику,
Поплакаться, значит, в жилетку.
Скулил, восклицая: спасенья, мол, нет!
Повеситься иль застрелиться?
И дал ему старец последний совет:
«Советую опохмелиться».
И сунул наследнику трона
В ладонь полустёртую крону.
A. Flame