Этот "стих" я читаю, как Бродский:
С завываньем и присвистом странным.
Жаль в "поэзе" моей идиотской
Нету нежности бродской ни грамма.
Выражаясь не Витя и вата,
Объективность накинув на плечи,
Если дома содержишь кота ты,
Присмотрися к Нему, человече!
В неизменных вращениях мордой,
С лап загадочной апликатурой,
Вот Он ходит ленивый и гордый,
Вкруг невидимой чьей-то фигуры...
То в прихожую, крадучись, выйдет,
То замрёт на подушке атласной.
Он привычно незримое видит,
Что уму твоему неподвластно.
Он взирает сквозь толщу столетий,
Сквозь "мораль" неприглядного вида,
Сквозь ненужную вязь междометий,
На безмолвное царство Аида,
На усталую позу Рамзеса,
На седые развалины Трои,
Примечая средь ангелов беса,
Различая сквозь плутов героя.
Мерзким вечером, после работы
Ощутил ты печаль вековую?
Не хватайся за Эдгара По ты,
Да с котом пообщайся вживую!
И тоска, что листва, облетает,
Но учить нам чему-то слабо их,
Ведь Они нечто большее знают,
Коль в мирах пребывают обоих...
Озверев от какой-нибудь злобы,
Очумев от мяуканья "флейты",
И набив Его мелкую жопу,
Можешь выгнать подонка взашей ты!
Но, поверь, ожиданием встречи
Вдруг томим ты, как добрая фея,
В тот же вечер, коленки калеча,
Станешь в поле свистать котофея...
Он меня всё сильнее пугает.
Мне уже восхитительно страшно!
Он, падлюка, как будто бы знает,
Что замыслил я ночью вчерашней...
Я смотрю на Него с умиленьем.
Он глядит на меня безразлично.
Я постичь Его врядли умею.
Он меня понимает отлично.
Этот рыжий, а тот серебристый,
Этот лысый, а тот волосатый,
Высочайших Правительств министры,
Полосаты они и усаты.
Вот сюжет, что не мною рисован:
Есть коты, что ЛЕТАЮТ "по жизни"!
Это - филины, братец, и совы...
Присмотрись, присмотрись, присмотрись к ним!..