Разорвано в клочья порывами ветра письмо.
А в газете, на первой странице,
Статья о каком – то неведомом боге,
С глазами какой – то невиданной птицы
Туман оседает на стёклах трамвая,
На пластике окон пятиэтажек.
Нисан – тёплый месяц, но снег не растаял,
И что дальше будет – уже не расскажут.
Я был там не нужен, я пил вермут с теми,
Кому не был дорог мой смех. В шуме драки
Я вдруг уловил монолог об измене
Свободного волка дворовой собаке.
Дом, полный богов, но до дрожи холодный,
Настолько, что боли не чувствуют руки.
Звучал, как набат, её грех первородный,
И я в этом слышал знакомые звуки.
Холодным рассветом не утро, а вечность.
И, как оказалось, я вновь не проснулся.
Свобода, любовь, тишина, бесконечность –
Да я этой грязью уже захлебнулся.
Я больше не помню, насколько прекрасно
Стихи недопетые с ветром играли,
Лишь снег почему–то летел ярко-красный
Из вен, что мне долгие годы вскрывали.
Истлевшие струны фальшиво звучали,
Я бился плечами в подъездные стены.
Я только услышал, как вслед прокричали
Историю эту: о волчьей измене.
Прибился бумажным корабликом к дому.
Открыли мне двери - прошел, не разувшись.
Нет, я не хочу умирать по-другому,
Чем так вот: в объятиях твоих не проснувшись