Говорю о любви, но иссякли слова в переливах прекрасных речей,
У раскрытого рта вьются ноты, сплетаясь в клубки перетянутых вен,
На холодном костре догорают страницы минувших прекрасных ночей,
Возводя на пространстве полей лабиринты из стен.
Звук ржавеющих струн – это плач инструментов, забывших касание рук,
Это медный фольклор на литаврах, звенящих не в такт духовому огню,
Это бледность снегов, уносящая в небытие теплоту чьих-то рук
И спешащая ночь на замену счастливому дню.
Признаю, что пора, сняв мундир фигляра, облачиться в одежды Пьеро,
И поймать на лету все мелодии скрипок без струн, догореть до утра,
Но на белыхстихах продолжает плясать без следов золотое перо
В неуверенных пальцах развенчанного фигляра.
Говорю о любви, но последние капли упали в бесплодный песок,
У безмолвного рта губы сомкнуты плотно, застыла смола на щеках,
Хватит сил лишь на то, чтоб взвести и спустить у виска воронёный курок,
Иль пропасть без следа в ослепительно – белых снегах…