Насквозь от слёз промокла похоронка,
Застыли в чёрной ткани зеркала,
На стопку лёг кусочек хлеба тонкий,
Душа бедою выжжена дотла.
А у стола, расставив табуретки,
Которые хозяин смастерил,
Хлопочут сердобольные соседки,
Помочь им у меня не хватит сил.
Моя душа оглохла и ослепла,
В безвременье застыла, в забытьи,
Погребена под толстым слоем пепла,
Лекарства мне от боли не найти!
Заезженной пластинкой крУжат мысли,
А за окном весенняя теплынь.
Не радует цветенье нежной вишни,
Из запахов - лишь горькая полынь.
Какой же вдовий хлеб безумно горький -
Замешан на несчастье и слезах!
Впитался валерьяны запах стойкий,
И свет лампадки тает в образах...
Я чувствую, меня трясут за плечи:
"Поплачь, и станет легче!" - говорят.
Какое легче?! Ведь не будет встречи -
В сырой земле мой муж, отец и брат.
Притихли сыновья, лежат на печке,
А младшенький отца совсем не знал.
За них ещё болит моё сердечко,
Их взрослыми увидеть муж мечтал.
И вырвался вдруг крик нечеловечий
Из раненой, истерзанной груди,
В себя вобравший сонм смертей, увечий:
"Хороший мой, любимый мой, прости!
За то, что я не знаю, где могила,
Мне на неё цветов не принести!
За то, что я тебя не-до-лю-би-ла,
От смерти не смогла в бою спасти!"
И бабы в голос все заголосили,
И каждая кричала о своём -
Просили Богородицу: "Дай силы,
Укрой своим невидимым плащом!"