Человек шёл в лесу и стихи о любви сочинял,
На крутом берегу улыбнулся он строчке заветной –
Ночь для ведьмы глубин стала ярче погожего дня,
И луна бубенцом зазвенела, запнувшись о ветви.
А потом всё померкло и в воду ушло от тоски –
Он прошёл стороной, недоступный, другими любимый –
От волшебниц могучих до первых красавиц людских.
Где там ведьме меньшой, что едва не вчера из кикимор?
Плач её сохранили в придонной тиши родники:
– Не русалка речная, ни даже наяда ручья,
А болотная ведьма, вся в ряске, кувшинках и тине,
Ты ушёл, и осталась в воде заболоченной я,
И печаль, и любовь, что не сбудется и не остынет.
На метле не летаю – ужа отыщу в тростнике,
Опою его травами – к вечеру вырастут крылья.
Выпью мёртвой воды в фиолетовой пенной реке,
Где когда-то военные старый реактор зарыли.
Стану легче, чем пух, километры и годы сотру,
И пройду над песками пустыни без жажды и жара,
И в окошко твоё загляну нежным сном поутру,
И волшебную строчку безвестно оставлю в подарок.
Я не буду обратно спешить за живою водой,
Уговор мне известен – отдам по три года за вечер,
Может, к смерти вернусь, может – согнутой, страшной, седой,
Бестолковой старухой, осокой заросшей по плечи.
Я сама захотела тоски и любви человечьей,
И плачу за нее не людскою – другою – бедой.
Ты не плачь – я же только болотная мелкая нечисть.