Вечереет, по-подмосковному сыро. Озноб изнутри – умер Поэт. Поэтами рождаются или становятся?
Поэтом мало родиться, недостаточно стать им, еще и надо, крайне необходимо, прожить:
…
"Травиночка, мой будничный портрет,
Я тщусь прожить, как ты, самим собою …"
Россия. Все убиваем и убиваем, чтоб поплакаться. Никогда, видимо, не научим национально воздавать «ложку к обеду». Из войны в войну.
То идеологически,
"Не уходите, господа, не оставляйте с теми –
Гробовщиками при любых искусствах и делах …"
то идейно,
"Я поселился в грустном доме –
Его громил колхозный строй."
Сейчас и того хуже во корысти,
"Подлые молодчики сновали –
В этом нашей не было вины"
Было ясно: не довоевали,
"Было страшно: разоружены."
но ведь:
"Подлой радости
Душа не рада."
И вот:
"Я, наверно, уйду, не достроив своих кораблей
Проплыву над толпою в сколоченной наскоро лодке.
Мне всегда не хватало ни черных, ни белых морей –
Мне мешали дышать эти мерные пальцы на глотке.
Оттого, как с гвоздя, я, срываясь, лечу в пустоту…
И покуда лечу это полное смысла мгновенье –
будто дело в руках,
будто первое слово во рту,
будто девственных губ ощущаю щекой дуновенье."
Так кто в России поэт? Ни звука, ни отголоска: меняемся, меняемся…
Темнеет. Сырость вползает через приоткрытую дверь балкона. Читаем по кругу, как гадаем по книге – доверившись судьбе. Только так и провожать Поэта.
«Каждый мне, как подарок.
Подари мне такой …»
«Неужто Пушкину ума,
Чтоб не погибнуть, - не достало?»
«Грешен я, Господи!
- Грешен – молчи,
Нитку из грешных волокон сучи.»
«Стихи – это то,
что от жизни осталось,
Что было душой
И с душою рассталось…»
Нет, это не выдумка – этот озноб он не изнутри, он – из нутра. Непостижимость ли, непостигаемость ли? Трудно понять … отдаться сердцем, открыться – легче ли? И еще этот завораживающий, насыщенный обертонный голос Ревича (это и он последний раз читал в ЦДЛ, по-панченковски удивительно) :
"Я сотни верст войной протопал
С винтовкой пил,
С винтовкой спал.
Спущу курок – и пуля в штопор,
И кто-то замертво упал…
Лежат фашисты в поле чистом,
Торчат крестами на восток.
Иду на запад – по фашистам,
Как танк – железен и жесток.
На них - кресты
И тень Христа,
На мне – ни Бога, ни креста:
- Убей его! –
и убиваю,
Хожу подковками звеня.
Я знаю: сердцем убываю
Нет вовсе сердца у меня …"
Плакаться ли о прошедшем празднично-рекламированном Великом 60-летии.
Нет, грустно, что эти, уже шестидесятилетние строки, еще не в народе.
Подкатывает к горлу и предательски блестит в глазах …
Живешь, мыслишь, ищешь, открываешь … да уж, но факт:
«Ну для чего Сократ народу
С наивной истиной в горсти?
Особо тот, что мутит воду,
Собравшуюся зацвести…»
И совсем не по себе.
«Как странно всю жизнь начинаться!
Но так и устроен Поэт:
Двенадцать часов, как двенадцать
столетий, а времени нет…»
Нет еще одного Поэта. Долго ли плодородию быть? Последняя его книга закрыта и последнее слово записано просто: «Продолжение следует».
Следует ли ?
22.08.2005.
Как душа мается, ищет, беспокоится, тыркается, так и поэзия, уходя часто в звукоряд, иногда несколько уходит от смысла в интонацию, звук, музыкальность. Т.е., о выражении смысла – он ведь главенствующий! Если нет, то «Завсегда говорит об непонятном».
Приходящее бездушье –
Это просто волна удушья.
Стропила прогнулась, и вот –
Под цыпочками эшафот.
Вытянувшись стрункой душа,
Воздуха ищет греша.