Здесь ветер несвеж, и мне нечем дышать.
Герою психоделии не убежать,
Ведь сети расставлены прочно, раскрыт капкан.
Здесь смерть невозможна – придётся жить.
Ян Кёртис с Цоем пошли курить.
Дом полон гостей, но все делят пустой стакан.
Мой Ершалаим прокуратор сжёг,
Га-Ноцри сказал, что теперь он бог,
И яд протянул, Прокуратор испил до дна.
Мальчишка споткнулся, упал, затих.
Об этом поэт написал триптих,
В окно посмотрел, как там листья желтеют – весна!
Иконы украсят домашний тир,
И серая сетка соседних квартир
Меня защищала от солнца и грела кровь
В подъезде повешенных и палачей
В халате и тапках, при свете свечей
Спускаюсь по лестнице: почта, письмо, любовь.
Я знаю: ты пишешь как ты, как я,
Но я разучился читать. Судья
Вчера на суде вынес мой приговор: «Спать!»
И я закрываю глаза у себя
В постели. Там места полно для тебя.
И я говорю это вслух. Ты должна это знать.
Но разбудит меня не твоя рука.
Может, лучше настанет потом, но пока
Закрывая глаза, я вижу дверной проём.
И опять я в халате и тапках там,
Пред иконами мой современный храм.
Почему мы дуэтом с тобой никогда не поём?
Психоделия - рай и немой закон.
Мы с тобой вылетали из ста окон,
Только всё ж не упали. Спасибо старухе – судьбе.
Я смотрю из окна, как мой город горит.
Иешуа яд приносит мне и говорит:
«Ты такой же, как я, но я больше не верю тебе».