Серая волчица на сырой земле,
На траве шелковой, на багровом ложе,
Поит алой кровью полотно полей,
Черная тоска ей грешну душу гложет.
Черная печаль ей сердце холодит
Ледяной рукой да ледяным дыханьем,
Боли алый стон в её очах горит,
Острым зубом гложет душу покаянье.
Загубила душ людских, детей да стариков,
Ой, да не один десяток в юны годы,
Помнит крови сладость белизна клыков,
Как земля всех прошлых вёсен помнит всходы.
Помнит сердце бега да погони жар,
Помнит теплой плоти горло вкус медовый,
Помнит хладной ночью тело теплый пар,
Да перед глазами только след багровый...
А теперь багровый след за нею вьется,
Капли вытекают из смертельной раны,
Сердце старое, подстреленное, еле бьется,
Да мерещатся в траве не васильки – капканы...
Сколько жарких дней покоя нет волчице –
Солнце жжет бока и выжигает очи;
Выплывет луна – и снова ей не спится,
Душу ест тоска во тьме холодной ночи...
Душу ест тоска, да всё одно мерещится:
Мокрые, слепые, на дрожащих лапах
Тычутся щенки в живот... И небо плещется,
И щекочет ноздри терпкий лета запах...
А потом – багрова пелена в глазах,
Тонкий визг да боль, и – пустота вокруг...
И сжимает сердце не звериный страх –
Материнский страх его срывает стук...
Помнит, как ползла, да как лизала раны,
Помнит, как искала, как звала к себе,
Да нашла – тоску да ветер окаянный,
Что, смеясь над горем, холодил хребет.
И с тех пор, что стужа, что цветущий клевер –
Всё одно ей было: очи не смотрели.
От беды шла за бедой на север,
И беду несла... И вены холодели...
И рвала, вгрызалась, задирала насмерть
Их детей, чтоб знали, как грызет тоска,
Как сосёт у сердца, душу давит камень,
И стук сердца глохнет, будто смерть близка...
Много черных тризн да погребальных песен,
Опустевших люлек да очей в слезах
За собой оставила,
По-волчьи выть заставила
Матерей, посеяв ужас, боль, тоску и страх.
А теперь лежит на ледяной земле,
Вытекает горлом черной крови яд...
Детский крик да плач в ушах звенят, горят,
Да щенки мерещатся на белом льне полей...