Ветер сморщил Неву и прическу испортил у суши:
На полянах лесных он заплел молодую траву.
А у нас над Днепром отцвели уже дикие груши,
И ночами русалки призывные песни поют.
Модный светский фигляр на салфетке мой профиль,
Ухмыляясь, рисует – и дамы краснеют слегка.
Бал в разгаре, а я, словно сам Мефистофель,
Выбираю кому дать бессмертную жизнь на века.
В зале тени танцующих кружат и скачут по стенам,
Словно ведьмы с чертями пируют на Лысой Горе.
А похожая больше на грустную повесть поэма
Днем тревожит меня и ночами приходит во сне.
За ломберным столом в плутовстве уличают Ноздрёва.
Вот еще персонаж в старомодном сидит парике.
Мне кивнул камергер, и хозяйка шепнула два слова.
Я для них лишь паяц, что пришел в шутовском колпаке.
Стол рабочий уже ошалел от чернил и бумаги.
Догорает свеча и скрипит, исписавшись, перо.
Мне бы судьбы читать, как читали их древние маги.
Только где их секрет? Он, наверно, утрачен давно…
И все чаще тоска, хоть иди и на улице вой…
Стали ночи и дни одиночеством тягостным полны.
Ветер морщит Неву. Желтый диск над холодной водой
Посылает в эфир полнолуния тайные волны.