По мотивам стихотворений
в прозе И.С. Тургенева
“Воробей” и “Повесить его!”
Осенний вечер. Зал старинный
Луной таинственно залит.
На пламя глядя, у камина
Старик укутанный сидит.
За окнами мелькают тени.
Он слушает в который раз,
Как гость его, Иван Тургенев,
Ведёт вполголоса рассказ:
«Шёл как-то садом я с охоты.
Мой пёс бежал вперёд меня,
Вдруг красться стал он отчего-то.
Тут на аллее воробья
Заметил я. Он, желторотый,
Сидел недвижно, жалок, мал,
Беспомощен, неповоротлив.
Как видно, из гнезда упал:
В тот вечер ветер разгулялся,
Шумел и гнул стволы берёз.
К птенцу тихонько приближался
В охотничьем азарте пёс.
Но вдруг с какой-то ветки близкой
Сорвался старый воробей
С отчаянным и хриплым писком.
Он пред собакою моей
Упал, взъерошенный, отважный,
И, грозно перья распустя,
Два раза прыгнул к пасти страшной,
Собою заслонив дитя.
Должно быть, чудищем огромным
Ему казался мой Трезор,
Но он на веточке укромной
Не усидел и дать отпор
Решился: жертвуя собою,
Полез врагу под самый нос.
И, перед храбростью такою
Смутясь, попятился мой пёс.
Я поспешил, благоговея,
Позвать Трезора, увести
Его подальше от аллеи,
От унижения спасти.
Благоговел я, Вы поверьте,
И славил птички героизм.
“Порыв любви сильнее смерти,
Любовью только всюду жизнь
И держится”, - тогда я думал,
Из сада выходя на луг,
Не слышал ни деревьев шума,
Ни свиста ветра”.
“О мой друг, -
Сказал старик, расправив плечи, -
Любови сила велика”.
И продолжал, затеплив свечи, -
“Но жизнь была бы нелегка
Без христианского прощенья.
Оно смиренью учит нас.
Вы, не сочтя за поученье,
Послушайте-ка мой рассказ.
Пред Аустерлицким сраженьем
Наш полк в Моравии стоял.
И строгое распоряженье,
Чтобы никто не притеснял
Там местных жителей, смотревших
Насторожённо на войска,
Из штаба дали нам депешей.
Имел тогда я денщика
Егора. Был он смирный, честный,
Богобоязненный мужик.
Его любя и зная с детства,
Я обращаться с ним привык
Как с другом. Раз холодным хмурым
Ноябрьским утром слышу крик:
Пропали у хозяйки куры,
И обвинялся мой денщик.
Егор наветы отрицает,
Твердит, что кур не воровал.
Меня на помощь призывает:
Чужого в жизни он не брал.
“Не станет красть мой Автамонов
Егор, он праведный мужик”, -
Я чешку уверял с поклоном.
Она ж не прекращала крик
И слушать вовсе не желала:
Не убедишь упрямых баб!
Меж тем с известным генералом
Там проезжал наш главный штаб.
Командующий ехал шагом,
Не замечая ничего,
Безжизненно болталась шпага.
Хозяйка, увидав его,
Пред ним вдруг на колени пала,
Шмыгнув наперерез коня,
И громко жаловаться стала:
“Солдат ваш обокрал меня!
Ах, господин, Вы рассудите!”
Грязна, растрёпана, жалка,
Она взывала: “Помогите!”
Егор же с шапкою в руках
Перед прославленным героем
Весь вытянулся, побледнел,
Пред налетающей бедою
Он словно бы окаменел.
Кутузов бросил взгляд суровый
И промычал сердито: “Ну?”
Егор, не выдавив ни слова,
Застыл подобно чурбану:
Смутил его среди дороги
Стоявший генералитет.
Кутузов подождал немного,
Не слыша ничего в ответ,
Отрывисто сказал: “Повесить!”
И, тронув шпорами коня,
Он, недоволен и невесел,
Проехал рысью близ меня.
Весь штаб за ним помчался в гору,
И только адъютант младой
Взглянул лишь мельком на Егора,
Чуть повернувшись головой.
Нельзя ослушаться приказа:
Война была, мой друг. И вот
Егорушку схватили сразу
И повели на эшафот.
А он, от ужаса мертвея,
Вполголоса лишь молвить мог:
“Ах, батюшки, ведь не злодей я.
Не крал, не крал я, видит Бог!”
Со мной прощаясь, плакал горько.
Я был в отчаянье, кричал:
“Егор, Егорушка, Егорка!
Что ж ты ни слова не сказал,
Что ж не ответил генералу?!”
Бедняга обнимал меня,
И, всхлипывая, повторял он:
“Ведь видит Бог - не я, не я!”
Сама хозяйка ужаснулась
Такому страшному суду.
В ней совесть, кажется, проснулась,
Она почуяла беду.
Всех умоляя о пощаде,
Рыдала баба в три ручья,
Кричала: “Нет, казнить не надо,
Тех кур ведь отыскала я!” -
Сильнее плакала в припадке,
Но всё напрасно. Да, мой друг,
Суровы на войне порядки,
Приказы не меняют вдруг.
Священник моего Егора
Уж исповедал, причастил.
Хозяйка шибче выла. Взоры
Ко мне бедняга обратил.
“Скажите ей, чтоб не рыдала,
Ведь я теперь её простил”, -
Он со смиреньем небывалым
Меня тихонько попросил...”
В конце короткого рассказа
Дрожат ресницы старика,
Чуть слышно говорит он фразы.
Скупые слёзы по щекам
Его текут, а лунный лучик
Скользит вдоль заблестевших глаз.
“Егор, Егорушка, голубчик...
Ты помолись в раю за нас”, -
Он шепчет, очи поднимая
К луне, сияющей в окне.
С благоговением внимает
Тургенев старцу в тишине...
Произведение опубликовано в книге:
Егорова Е.Н. Сокровища нетленной красоты. - М.: ИПО "ПРофиздат": МП "Информационный центр", 2002.