Он звал ее, аукал: «дева»!
Увы, не слышала она,
Стремилась зА берег - налево…
И, оседлавши скакуна,
Уже рвалась, скорее - мчалась…
А он лишь плакал у причала.
А он лишь плавал в камышах
И в одиночестве аукал,
И в одиночестве мяукал
Не при чужих больших мужах.
И что ж ему, смотреть на иву,
Которая и с ним плаксива,
Которая не уплывет…
Не уплывет, пока не срубят.
И он обвил ей стан, знать, любит
Его она под шум ветвей,
Да, не под шум, под робкий шелест.
Древесная смуглянка - прелесть,
И зеленью его укроет,
Но как гнезда себе не вей…
Эх, дурачок, у корня роешь,
Срезаешь будто на корню…
И он срубал себе по ветке,
Готовил плот, чтоб к той кокетке,
Чтоб к той нимфетке плыть на дню…
И он уплыл… Вернувшись, дева,
Его, о Боже, не нашла,
Ни впереди, ни справа-слева…
Ни в одиноких камышах.
И лишь обрубок тонкой ивы
Напомнил ей, как сиротливо
Здесь жить одной на солнцепеке…
А плот ко дну уйдет, размокнет,
Как чувство жизни в пустоте…
И кто ж теперь аукнет: «дева!»,
Кого теперь укроет ива?...
Уже не здесь, не тех, не те…
И где надежда на успех?
Во лжи сама надежда - лжива.