ИЗ ЦИКЛА "НАДЕЖДА РОССИИ"
1.
Кипела от мира до мира,
урочного часа ждала.
Ничтожные души томила.
Великие души сожгла.
Грядущего скрытые вехи
веков пощадил самосуд.
Подземные теплые реки
надежду и веру несут.
Опять заселяет болота
твоя белоглазая чудь.
А вечная наша забота
тебя не заботит ничуть.
И только вздыхает держава
о давнем, несбывшемся сне,
покуда поет Окуджава -
бессмертный на смертной войне
2.
За сотни лет Россия обрусела,
найти сумела, потерять смогла.
Пророчил Запад и морочил Север,
нагая даль к Востоку пролегла.
Надежда и нужда, родные сестры,
чеканили славянские сердца,
и русский меч был обоюдоострым,
а русский шлем не закрывал лица.
Подобны шрамам строки летописца -
"Бысть мор и глад, ордынцы и литва..."
Но смугловатый демон византийства
вдруг обернулся храмом Покрова.
Мы жадно делим древнее наследство,
а в нем слились, как песня и тоска,
униженное польское шляхетство
и нищая гордыня степняка.
3.
Зимний ветер мне снится и снится,
все он воет, грозя и губя.
Обнаженные эти страницы
не для всех открывали себя.
С каждым шагом надежда России
поднималась и падала ниц.
Небывалая вязкая сила
закипала вдали от границ.
Как теперь рассчитаться с годами,
что куражились над страной?
Полыхало крамольное знамя
возвещеньем державы иной.
Только войны, гражданские войны,
да испанка, да тиф, да Чека,
только сумрачный и беспокойный,
угасающий взгляд Колчака...
4.
Мы искали минутную пристань
в многозначности смутных теней,
и надеялись - лет через триста
наши помыслы станут ясней.
Мы славяне, мы финны, мы скифы,
мы развеяли древнюю грусть,
и заманчиво светлые мифы
заучили, как быль, наизусть.
На вчерашнем ветру остывая,
мудрый чуял пришествие зла,
но российская спесь роковая
половодьем умы залила.
Наши песни несмелы и смертны,
потому что почти не слышны,
потому что почти неприметно
запоздалое чувство вины.
1983-1987