* * *
Я гордо называл написанное "текстом",
и в гордости своей, наивной и простой,
великие умы месил, как месят тесто,
а втайне, в глубине переживал застой,
тот золотой застой, в котором мы любили,
в котором навсегда со мной моя семья,
где иногда меня несправедливо били,
и где порою бил несправедливо я.
Всей гордости моей хватило на полвздоха,
а всей моей любви, ну может быть, на вздох.
Ушла моя страна, ушла моя эпоха,
я им глаза закрыл, а схоронить не смог.
И в новый, лучший мир вступая чужестранцем,
я наконец прозрел, и понял, что я слеп,
и чувствуя себя богатым оборванцем,
себе я подаю на водку и на хлеб.
1996