Моя собеседница Элен Смит
http://www.stihi.ru/author.html?goodkova
Строчки в кавычках между стихами, как эпиграфы, взяты из ответов Элен…
Полностью диалог с Элен Смит можно прочитать на странице Диалоги Сердец
http://www.stihi.ru/2008/08/02/301
«Я на голое тело одену, как кольчугу рыбацкую сеть...»
Сквозь рыбацкую сеть, вырываясь нагой грудью,
Ты вошла в мою жизнь и застыли на миг судьбы,
Проскользнула нога, ощутив под собой воздух,
И сомкнув берега, над рекою сошлись семь дуг…
И на каждой из них изогнулось твое имя,
Я учил по слогам и просил подождать время,
Только Солнце все жгло, упиваясь своей властью,
В подреберье вошло, как осколок стекла, счастье.
Изогнулся камыш, выстлав ложе мое… Вечно,
Я секу его с крыш и пускаюсь путем млечным,
Палачей обуздал и заставил скрести плахи,
Чуть поднявшись, упал, мне давались с трудом взмахи.
Мне кольчуга твоя замусолила взгляд страстью,
Проклинал палачей, что поддались твоей власти,
Плаха ликом Луны отражает весь свет Солнца,
Как в бокале пустом, из под яда сверкнув, донце…
«Зависть страшная дикая Солнца и ущербная мука Луны
Яд весь выжгли до самого донца из бокала, чтоб встретились мы...»
Я попробовал яд, и прорвались спиной крылья,
Эйфорией объят и, как будущим, всей былью
Мне светила Луна, оставляя чуть-чуть тени,
Бликом Солнца пьяна от любовной своей лени…
Афродита близка, протяни над Землей руку,
И прольется река, затопив до небес скуку,
Я цвета различал, даже ночью месил краски,
И под утро узнал черный цвет неземной ласки.
Ветер дул в камыши, извлекал, как трубач, звуки,
Он меня рассмешил, был похож на твои руки,
Что, щекоткой дразня, возносили меня в небо,
Счастья гроздья ронял, я так высоко с ним не был.
Столько сладкой беды мне за жизнь не узнать точно,
У седой бороды заискрится в ребре ночью,
Я доспехов металл разорву, как листок белый,
Без любви я устал, а с любовью умру смело…
«Я в портрет замурована в вечность, но могу выходить из рамы. Кара выпала мне за беспечность – сетью звезды ловлю ночами...»
Мне б с портрета ступень, как крылатой спиной, выстлать,
Разузнать твою тень, что за Солнцем с утра вышла,
Дать свободу звезде, что запутала сеть в дребезг,
Не всегда, не везде и не всем ворошить вереск…
Я холстину сомну, и на ней потопчусь вдоволь,
Средь берез растяну, и портрет напишу снова ль,
Посредине твои разошлись, как мосты, мысли,
И, стремглав, соловьи заучить собрались свисты…
Вот же сердце, возьми, ощути все тепло телом,
То ли нижнее «ми», то ли верхнее «ля» – смело!
И соловушка сник, он не слышал таких трелей,
Я и сам ученик, научился любить еле…
Мой хрусталь дорогой, соберу я тебя нежно,
Растоплю под Луной, заискришь молодым, прежним,
И вино расплещу, чтоб увидеть янтарь гроздьев,
И с тобой улечу, и назад не вернусь, поздно…
«Расплавлялись в ночи нашей свечи и метались на стенах тени…»
Что ж ты свечка грустишь, словно с мыслью моей ратна,
Неизбежности крыш оказалась любовь кратна,
Вне конвульсий теней я обрел торжество веры,
И скитался за ней, согласившись взойти первым…
Первым майским дождем и ростком поутру дерзким,
Первым облаком днем и холодным дождем мерзким,
Первым знаком судьбы и колючим нытьем в сердце
От такой ворожбы… На петлях заскрипят дверцы,
Над последней слезой задрожит волосок зыбко,
Пред последней тропой нет молитвы важней хлипкой,
У последнего дня все прекрасны холстов краски –
Я читаю тебя, я не знаю другой сказки…
Тут и шут, и злодей, как прекрасны твои роли,
Хоть пусти, хоть убей, я на все для тебя волен,
Наточу свою кровь, чтоб вмешала к своим краскам,
Для меня это вновь, я учусь у тебя ласкам…
«В омут страсти побег совершила, холст тюремный, как цепи, скинув…»
Мне страна на песке, города под водой – всюду,
По бурлящей реке я ходить налегке буду,
Собирать для тебя лепестки алых роз горстью,
Ключик в сердце храня, я впущу отдохнуть гостью…
От жестоких цепей сдую, словом одним, раны,
Став намного мудрей, буду с Богом самим равным,
Я прощу все грехи и забуду обид козни,
Напророчу стихи, проливаясь дождем поздним…
Пыль от звезд соберу, замешу на крови тесто,
На небесном двору отыщу потеплей место,
Пусть растет наша страсть и подходит святой пасхой,
Мне не страшно пропасть, насладившись твоей лаской…
Я святой адвокат, что мне судьи твои – дети,
Я умнее в сто крат, я преступницу звезд встретил,
У нее научусь, как громить у сердец сейфы,
С нею в небо умчусь, оставляя любви шлейфы…
«Я теперь не богиня, а ЕВА, просто ЖЕНЩИНА, ангел без крыл...»
Просто женщиной стать, нет от крыльев теней, жалко,
Как же с ней полетать, мне от мысли такой жарко,
Насмеявшийся змей, искуситель богов, сволочь
Надругался над ней, крылья напрочь состриг в полночь…
Да, без крыльев – никак, пятки жжет серебро гальки,
Да какой там башмак, коль бетон запылил тальком,
Тут задача сложней, чем страдал Архимед в пору,
Где найти сто камней, чтоб для милой взвести гору?
Змейкой выложить путь на вершину и стать рядом,
Отвернуться чуть-чуть, чтоб ее не дразнить взглядом,
Обещать подхватить, если будет лететь быстро
И конечно забыть, что сейчас прозвучит выстрел…
Злой охотник, чудак, перепелок внизу мучил,
Для нее выпал знак, и она сорвалась с кручи,
Я пустился за ней, это было не сном, – былью,
На греховной спине развернулись любви крылья…
«Женский дар – быть любой, многоликой, жить душою без штампов и схем, Ева станет Кармен, Анжеликой... Если хочешь, хоть целый гарем!»
Я на маске твоей засеку для себя метку,
Как ненужный гарем, выезжает в турне редко,
Можешь сбросить ее, на лице все равно – пятна,
Закружит воронье и укажет мне смерть внятно…
Назовись как-нибудь, прикупи для себя имя,
Исковерканный путь прегрешить, все равно, вывел,
Упаду и прильну, ощутить мне дано похоть,
Может, просто жену, а быть может, небес хохот…
Посмеяться решил, галерей разложил краски,
Для кого согрешил, для кого я менял маски?
Я себя предавал, приготовив себе плаху,
Ничего не узнал, т.е. дал, как всегда, «маху»,
За руками любви, за швартовом судьбы, хватко,
Буду плыть и стонать, мне не надо волны гладкой,
Пусть швыряет к ногам и пытает слова крестно…
Не совру, иже Вам, иже всем, иже мне, честно…
«Над камином в свечном переплете долго ты на портрет мой смотрел.
Наслаждаясь в свободном полете танго душ и сплетением тел...»
Закурил… Не курю, только вот табака запах
Указал полынью, словно звал и держал в лапах,
На портрете посмел различить колдовства почерк,
Никогда не умел отличить бесовства росчерк…
Я над склепом своим погрущу, полечу дале,
Вот такой изувер, не меня ли, мадам, звали?
Ворох рухнувших звезд попинаю ногой к небу,
Я настроен всерьез, херувимом для них не был…
У бокала любви замусолена в край ножка,
Я чуть-чуть пригубил, буду пьяным всю жизнь, нощно,
Разрисую любовь семикратных теней – жизнью
Буду мучиться вновь, отражаясь в твоей призме…
Над кладбищенским сном пролетает чужой ворон,
Ненадежен мой дом, он любовью твоей полон,
Что ж лети, не смогу пожелать я тебе футов,
Буду ждать взаперти, заколдован тобой, будто…
«Узлы плету, переплетая души – Нить прочную из солнечных лучей
пряду, чтобы на море и на суше не избежал никто моих сетей…»
Я пришел погрустить… Припаду, как всегда, прядью…
Можешь просто убить, подпущу, невзначай, сзади,
На последнем глотке осознаю тоски прелесть,
И в дрожащей руке ощущу колдовства ересь…
Мне бокала нытье растревожит вконец душу,
Закружит воронье, обелиски к ногам рушу,
К ним навек упаду, наступи на мою гордость,
В заповедном бреду распущу для тебя голос –
Разложи на аккорд, не фальшивь над моей долей,
Хочешь, выбрось за борт, иль пусти полетать полем,
На коварном холсте расчерчу для себя вехи,
Чтоб творить в бересте ненароком в кювет съехал…
Ненадежная страсть, – запрети ворожить взглядом,
Над безумностью власть, – уходи, побродив рядом,
Разложу свою грусть как по нотам, учи, кайся,
Потерплю как-нибудь, я ж поэт, вот и ты, майся…
«Маска, словно доспехи – ЗАЩИТА. Сердце женщины слишком ранимо:
невозможно болит, коль разбито, если ты позабыта любимым...
Я защиту твою томным взглядом одним – в дребезг,
Словом грусть утолю, голос мой для тебя – шелест,
Как бальзам для груди, что страдала по мне ночью,
Торжества посреди, я раскрою печаль волчью…
Ты страниц моих смысл через темень очков видишь,
Познавая, держись, междустрочье сулит финиш,
Коль понять не дано, что у волка в груди – пламя,
Доставай свой клинок, он спасенье мое! С нами
В стае грусти и бед зародятся щенки ласки,
Изучи этот бред, я пойду замешу краски…
Чтоб рассвет тушевать, я слегка прикушу руку,
Волчья дерзкая знать продолжает терпеть муку…
За флажками тоска, я не стану судьбу трогать,
На кровавых боках тренирует она коготь,
Торжествую и свят, я охотнику рад рьяно,
Соблюдая обряд, я бегу на него прямо…
«Укуси меня, волк, за предплечье. Я за раны твои все отвечу…»
Слышишь вой под Луной, изучай, разложив ноты,
Хочешь, песнею пой, иль задумайся снов квотой,
Мне на связках своих ощутить бы твою ласку,
На полтона притих, замесил я не ту краску…
Собери мою спесь, что стекает слюной дико,
Пропою тебе песнь, побывав для Луны ликом,
Обескровленным в край, приглушенным, как хрип смерти,
Обустроенный рай приготовили те черти,
Что собрались свершить меня приговор впору…,
Оборвалась бы нить, но тот у судьбы норов.
Оторви, я прошу, оторви от себя память,
Я не просто грешу, я Всевышнего в грудь раню.
С ним поспорю, кто боль разузнать и понять сможет,
Увлеченный тобой… Мне пасьянс ворожба сложит,
И отпустит бродить под Луною и выть волком…
Для чего мне любить? Не могу объяснить толком…
«Мне теперь лишь серебрянной пулей от любви моей можно сбежать...»
У затвора тоски оказался калибр мелок,
Не поднять мне руки, не совсем, как стрелять белок,
Серебром в ободке обозначиться весь смысл,
Я, в дрожащей руке, зажимая любовь, вышел…
Посмотрел на закат, что-то отблеск его мутен…
Как стрелять, наугад? А отдача какой будет?
Проскользнула нога… Видно знак! По спине холод,
Разбрелись берега твоих рек, – подождать повод…
Может сбросить аркан, что натер до кости шею,
Обеззубеть капкан, наступить на него смею,
Не боюсь, моя боль и твоя, – пополам, знаю,
Хочешь пыток? Изволь, – подведу к алтарю, краю…
Как для жертвенных действ ты подходишь, и я – тоже,
Ненадежен твой крест, повиси на моем, все же,
Загибая грехи, ударяя в гвоздя шляпку,
У подземной реки зажимаю воды в тряпку…
«И буду я такой – какой захочешь! Я растоптала гордость под дождем.
Я подарю тебе все дни и ночи....А после...снова унесусь огнем.»
Вот он, звездный мотив, наконец, я его слышу,
Для любви воплотив, я себя подарю свыше,
В твои косы вплетусь, а от запаха – дрожь телом,
И предплечия хруст подсказал, что я стал смелым…
И дышу через раз, перехватит мне мысль выдох,
И неловкость от фраз, столь нелепых… Твоим видом
Стук виски напряжет и дыханье зажжет воздух,
От тебя перейдет твоя свежесть и губ отзвук,
Словно капли дождя, кое-где упадут рядом,
Изучая тебя, вдохновляюсь твоим взглядом,
Что в прорехах ресниц отражает огонь звездный,
И я падаю ниц, я в плену, отступать поздно…
Возвышений твоих напряженность слегка трону,
Окончательный штрих – тихий стон вознесет к трону,
И по телу, как зыбь, отзовутся мои ласки,
Предвкушения сыпь, колдовской, неземной сказки…
«Я пламенем оделась словно в платье – горю, и искры от меня летят.
И пеплом разлетается проклятье – Прощай, холодный и постылый ад!»
Мой омут свят, небрежно плесень сдвину,
Среди оград прорешек выгнет спину
Усталый клен и будет сыпать, плакать,
И ожидать, и как с мольберта капать
Гуашью снов, перенесенных мною
За бег ветров, не мне ли быть весною,
И ожидать, когда ж набухнут почки,
И опоздать, дойти до крайней точки,
Мгновеньем быть для каждого листочка,
Перерубить весь лед и править точно
По руслу струн свиданий всех и ролей,
И завистью по твердой канифоли…
Не буду лгать забившейся печали,
Откуда знать, что вы меня не знали,
Я появлюсь, как первый снег под утро,
И растворюсь снежинкою, как будто…
«Кружить со мною в белом страстном танце задумал шалунишка первый снег.
Мои озябшие целуя пальцы, он мое сердце согревал в огне.»
Твоя ревность стечет тонкой струйкой воды талой,
Все другие не в счет, мне кругов в голове мало,
Захожу на вираж, чтоб догнать силуэт милый,
И застывший витраж вальсу в такт дребезжит с силой
Недосказанных слов, что снежинками лик лепят,
Я остаться готов, чтоб собой заменить лето,
Будем вечно кружить, пусть другие все па учат,
Будем в танце любить, пусть нам приз за любовь вручат!
Вальс на вздохе поднес, две снежинки в одну свиты,
Раз, два, три – не вопрос, заигралась зимы свита,
Сколько дней напролет ни на такт не дает сбиться,
Вряд ли кто-то поймет, что наш вальс нам с тобой снится...
Сколько троек кругом нашим вальсом с тобой рыщут,
Ямщики батогом помогают кружить, свищут,
Подгоняют родных, чтобы вальс над землей длился,
Я пишу этот стих, все мечтая, чтоб сон сбылся…
«…Пусть музыка любви не умолкает, пусть голова кружится без вина,
а танец нас на миг соединяет феерией чарующего сна...»
Наш танец под дождем – сплетенье тел,
Мы ритму капель вторили послушно,
И под дождем холодным было душно,
И ветер делал с нами, что хотел…
В прозрачном ситце, мокрое тепло,
Касаньем бедер вызывало робость,
Взлетая чуть, мы пропускали пропасть,
А по щекам текло, текло, текло….
С волос-сосулек – капельки спиной,
Дразня щекотно, прилипало платье,
На танец наш Господь весь дождь истратил,
Букет цветов, оставив над рекой…
Запыхавшись, дышали невпопад,
Ты в грудь мою, а я, – тобой неволен…,
И прыгали дождинки чистым полем,
И засмущался посветлевший сад…
«С тобой сливаюсь ртутью воедино, всем телом, от желания дрожа.
Горят мосты и рушатся плотины - любовь и смерть на кончике ножа!»
Клинком пройдя по трепету запястья,
Почувствую блуждающую дрожь,
И множество изысканнейших свастик,
Оставленных клинком, увечат ложь.
Вдохну тебя до умопомраченья,
Стекут дождинки слаломом на грудь,
И, повинуясь легкому движенью,
Я попытаюсь растревожить ртуть,
Как в ритме танго, не всегда быть слитно,
Изгиб спины ничем не повторить,
И, повинуясь колдовскому ритму,
Продолжим па любви и смерти вить.
Как взмах тореро, – руки в поднебесье,
Последний шаг к спасенью моему,
Но, прежде чем финал глаза завесит,
Я смысл танца под дождем пойму…
«Песчинки страсти (золотой песок) бегут сквозь пальцы, их не удержать...
Мысль о разлуке молотом в висок - я знаю, нам ее не избежать...»
В сердце случайно тоскою пролез червячок,
Стал шевелиться ночами, – нарочно укусит,
Я уберечь свою душу от боли не смог,
Стал осторожным однажды, как будто бы струсил…
Вытру ладони…, на линию жизни взглянув,
От удивления стану тереть еще пуще,
Дьявол иль Бог, кто из них мою жизнь обманул,
Может быть я их провел, на мякине насущной?
Но, одному прокатить этих двух воротил,
Я бы сказал нелегко, нужен храбрый пособник…
Как же я мог позабыть, – я безумно любил!
Но, и любим был, конечно, прекрасной особой…
«Не отрекайтесь, любя!» - эта фраза, как мир,
Не позволяйте вершить то, что Вам не подвластно,
Чтобы червяк простодушный не стал, как вампир,
Делать Ваш путь по земле ко всему безучастным…
«Венец терновый на любовь одену - сама виновница, сама палач...
И эшафот украшу словно сцену, в зародыше убью свой горький плач.»
Венец терновый, расцарапав кожу,
Глаза застлав страданьем по любви,
Он стал на боль твою во мне похожим,
Таким же беспощадным – se lya vi!
Ломая ногти, будешь рушить замки,
Оставив вехи счастья по углам,
Как в «нищете и блеске куртизанки»,
В тебе я разломаюсь пополам…
Я видно был душе твоей заплатой,
Но только притороченной чуть-чуть,
А обернулся нервом пережатым,
Таким, что не дает в ночи уснуть…
Не отрекайся! Отрекаясь, – стонут,
Клянут судьбу и смерть зовут навзрыд…
Нет ничего прекрасней – прыгнуть в омут,
В тот, что венком терновым мной прикрыт…
Полностью диалог с Элен Смит можно прочитать на странице Диалоги Сердец
http://www.stihi.ru/2008/08/02/301