Как будто невзначай мотивчик взбалмошный
заполнил все собой, взъерошив клавиши
под пальцами провинциальной барышни,
и, заподозрив чудо, я притих.
Взметнулись две руки, тая гармонию,
предчувствием томя потустороннего.
Я неуместную согнал с лица иронию,
на всякий случай помянув святых.
А сумерки отсвечивали розовым –
далеким солнцем, близкими ли грозами.
И вздрогнули зависшие стрекозами
над клавишами пальцы – лишь они.
И зазвучала музыка нездешняя,
и задрожал огонь свечей в подсвечниках,
и о грехах своих забыли грешники,
а праведники вспомнили о них.
Роняли свечи слезы умиления,
и слезы их питали вдохновение
той, что уже казалась наваждением,
но все играла, не жалея сил.
И погружаясь в этих звуков крошево,
из будущего или же из прошлого,
невесть каким путем сюда заброшенный,
я за нее у Господа просил.
1987