Летящая на дне!
Моросил мелкий занудный дождь. Влажные капли падали на горящее в ознобе тело и на мгновение приносили желанное облегчение, но их было недостаточно для проникновения вглубь огненного жерла зарождающегося безумия. Стайки прохожих ног стучали избитыми каблуками по всепрощающему асфальту. Запах мокрого одиночества с кошачьей мочей отрезвлял едкостью лишь на мгновение. Чужой, надоедливо-манящий город, насытившись ее восхищенно-провинциальными эмоциями, равнодушно отрыгнул плохо переваренные остатки в закисшую лужу одинокой каждодневности. Капли падали на разгоряченный тональный лоб, смывая дешевую косметику и дорогостоящие нервные окончания. Окончания эмоций разъедающих, влажнотерпких, прилипчивых и несовершенных в своей совершенности. Размытое дождем быстробьющееся сердце пыталось стучать в унисон незатейливым каплям, но капли не успевали, шипя таяли, оставляя после себя растущую тревогу и мокрое ситцевое платье. Босые ноги аккуратно ощупывали, изучали асфальтовое покрытие, пытаясь уловить сквозь искусственный панцирь, биение пульса земли. Нащупали стекло, укололись; радостно осознавшая чувствительность боли хозяйка, оскалилась кровавой пяткой на прохожего. Прилипшее платье тоскливо напоминало о необходимости носить нелепые скафандры, охраняя естество от любопытствующих взглядов и неуместных прикосновений. Но где-то глубоко внутри, куда еще не добрались назойливые капли, что-то подсказывало о необходимости сорвать платье-маску и отдаться на растерзание похотливо-неверящим взглядам, смущенно-наглым прикосновениям и завистливым в своей беспомощной ограниченности душам. Отдаться, раздарив себя до последней жарко-трепещущей частицы каждому прохожему, каждому дому, каждой улице и дереву; отдаться, чтоб обрести себя, собрать себя воедино, воссоединиться для нахождения своего собственного, неповторимого пути.
Но….платье все тоскливо промокало выпирающими полупрозрачными складками, разрезанная пятка алела в надвигающихся сумерках, а душа все также одиноко задыхалась в молчащем крике обреченности, ожидая всего лишь одного шага в сторону на проезжую часть, или одного лишь взмаха руки, сорвущего промокшие тряпки; а может, остановившихся напротив пары внимательных, понимающих, родственных глаз, молчаливым приказом захвативших бы ее естество и уведших в теплоту кофейных помещений, где дождь бы так и не добрался до горящей, измученной, но все же живой и мыслящей души. И одиночество уплыло бы тоскливыми движениями в омут водосточной трубы…