Пригнулись травинки, застыли в испуге:
рвёт ветви деревьев взбесившийся ветер.
Смешавшийся с пылью, он хваткой упругой
измученно мечется, пойманный в сети.
Гроза разразилась… Глухие раскаты
мажорными нотами льются по небу.
И, вторя их ритму, играют стаккато
дождливыми пальцами тучи победно.
Чернее индиго окрасился воздух –
не видно ни зги. Средь слепого пространства
лишь изредка ломаной молнии роздых –
она отличилась своим постоянством.
И где-то вдали под напором стихии
заброшенный дом одинок, молчаливый…
В нем тлеет лампада. А ветры лихие
танцуют обряды под пламя извивы.
И еле ступая, в батистовом платье,
подставив ручонку от сильного ветра,
шагает девчонка сквозь толщу ненастья,
пройдя босиком не один километр.
Тихонечко в дверь постучала. Открыли:
— Ну что ты стоишь? Вся продрогла, бедняжка!
Подставили стул, отряхнули от пыли:
— Присядь, отдохни, белокрылая пташка.
— Я шла издалёка. Сквозь бури и громы,
под зноем, по радуге, с ливнями споря,
с метелью боролась, надеждой ведома.
Я шла к тебе через обиду и горе.
— Спасибо тебе, долгожданная гостья,
что дом мой нашла. Я тебя обогрею.
Ты станешь царицей! Снимай же лохмотья –
тебя наряжу я. Взращу и взлелею.
Хочу, чтобы ты на рассвете проснулась
не гостьей, а доброй хозяйкою в сердце.
И детские губы Любви улыбнулись:
— Не бойся! С тобой я навеки в бессмертье!..
14.09.08