Никогда не была в Париже, никогда не была в Париже. Говорят, что там ощущаешь сопричастность к чему-то книжному, существуя героем важным в пёстрой гуще пряного шума. Но, представив себя ребёнком, потерявшимся на тротуаре, тянет встать к кому-то поближе, тянет стать кому-нибудь ближе.
В небе запах иланг-иланга, позади – штормовая Прага, в ридикюле наличные, карта и коньяк в сувенирной фляге. Это всё, что нужно для счастья, это всё, что дарит свободу - на короткое, правда, время, до того, как успеешь влюбиться. Бьётся птицей под сердцем отвага, льётся в глотку ночная влага.
У неё слишком бледная кожа, и она на актрису похожа. На Денёв, на Моро, на Бриджит? На Мари Трентиньян, возможно… Под высоким парижским небом одиноко гуляет Мартина, с упоением коцая гравий каблуками своими стальными. Если хочется, значит, можно, да поможет добрейший Боже.
Он – художник, он пишет картины с обнажённой грустной Мартиной. Восемь франков за час всего-то. Он влюблён, но Мартина сильно, всей кошачьей своей натурой любит ром, кокаин и виски, а коньяк таскает с собою, как старинного доброго друга. Он грустит, он ляпает мины на холсте из парусины.
Дискотека на Пляс Пигаль, в переулках l'odeur des шмаль.
Так срывай же с лица вуаль, эй, Мартина, бегущая вдаль!
Не поможет успеть до неба каблучков тяжёлая сталь.
Никогда не проснётся в Париже, ни-ког-да не проснётся в Париже та, которая на рассвете стала чуточку к небу ближе. На бульварах всё те же лица, кто-то – семьями, кто-то – парами, кто-то просто коцает гравий, и в гармонии этой хочется просто встать к кому-то поближе, стать кому-то немного ближе.
16.09.08.