Посмотри на меня!... Время мхами во мне проросло…
Ветер тысячу лет измывал меня, формы ничтожа…
Кто признает в граните моей искрошившийся рожи,
Лик славянского Бога – великого Рода чело?!
Только, помню иное – окрест, из полей и дубрав,
Словно пёстрые птахи, слетались славянские дети,
Гомонили смеясь. И свистали трёхпрядные плети,
Угнетая степных жеребцов необузданный нрав…
Вкруг меня собирались и славили песней отцов –
Песня хмелем брала, уводила в затейливый танец…
И на жертвенный стол возлагали прекрасных избранниц…
И вели под уздцы, на заклание злых жеребцов.
И свирепые кони, лоснящейся шкурой дрожа,
Рвали нежные рты удилами, на месте гарцуя,
Тихо ржали, храпели и плакали, в воздухе чуя
Смерть, слетавшую с лезвия злого ножа.
Ещё долго потом призрак смерти, костры окружив,
Возрождался из песен, из горестного причитанья –
Для славянской души крайне сладостным было сознанье,
Тонкой грани, где в жизни пульсирует смертный надрыв…
Только много ли горя?! – На капище, в свете костра,
Начинали во имя любви заводить хороводы,
И любили друг друга славянские дети… И в воды
Отпускали венки луговые, на волю Днепра.
А когда гусляры не могли уже боле играть,
И не строили гусли, и пальцы кровили на струнах –
Я стоял, как скала… На губах, кровью девственниц юных,
Запекалась улыбка – любви безоглядной печать!
Сотни лет одиночества… Камень приходит в изъян…
Человечьему сыну, глупцы, поклонились, как Богу?! –
Не меня позабыли – свою потеряли дорогу!
Я ж – остывшее, окаменевшее сердце славян…