Упал.
Упал на землю и затих мой стих.
А следом привели ещё двоих.
Слова.
Слова обидные и горькие до слёз,
И свет в лицо, и на листке остатки грёз.
Мечтал.
Мечтал о том, что будем строить города,
И дней счастливых пронесётся череда.
Смотрел.
Смотрел, как дети радуются дню,
И на разрушенной стене углём «Люблю!»
Искал.
Искал друзей своих, разбросанных войной.
Я сквозь неё прошёл с единственной мечтой.
Обнять.
Обнять за плечи молодость свою,
Забыв на миг про седину мою.
Вопрос.
Вопрос, который я б не задал никогда.
Я с нею жил, мы были счастливы тогда.
Она.
Она пол жизни из не полных тридцати
Была со мной. Ей некуда идти.
Отец.
Отец покойный преданный чекист,
Он перед партией своей зеркально чист.
Дружил.
Тогда же все были обязаны дружить.
Удар в лицо, чтоб званье заслужить.
Про мать.
Её то вам уж не в чем упрекнуть.
Она с отцом прошла не лёгкий путь.
Ушла.
Ушла за ним на следующий день,
Как ветерок, как маленькая тень.
Душа.
Душа моя, тебя втирают в грязь.
Тот, что напротив, он тут царь и князь.
Прости!
Прости же, Господи, меня за этот стон!
Сломали пальцы стулом об бетон.
Сосед.
Сосед всегда был добр и учтив.
Да, над кроватью у него висел комдив.
Он.
Он ещё в первую под знаменем ходил!
Нет, никому он утром не звонил.
Кого?
А тех двоих, конечно, вижу в первый раз.
Опять удар в лицо, и вытек левый глаз.
За что?
За что же, Господи, ты мучаешь меня?
Освободи, прошу, молю тебя!
Упал.
Упал на землю и затих мой стих.
А следом привели ещё двоих.
Устал.
Устал работать лейтенант-палач,
И в тишине – мужской надрывный плач.