Есть на свете такие тропы,
По которым никто не ходит.
Там дубов величавых шёпот,
Там забытая память бродит.
Эти стёжки травой высокой
Зарастают каждое лето.
За крапивой и тонкой осокой,
Убегая, прячутся где-то.
Специально искать – напрасно,
Будешь вёрсты шагами мерить
Бесполезно, да и опасно,
Ни к чему даже в это верить.
Вот и я позапрошлым летом
У костра эти байки слушал
И в малиново-огненном свете
С шампуров мясо сочное кушал.
А вокруг бушевало море
Из высоких берёз и сосен,
И туман на речном просторе
Звал сентябрь и раннюю осень.
Мы горланили песни дружно,
Вспоминали друзей далёких,
Восторгались природой шумно
И мечтали о чувствах высоких.
Ночь устало веки закрыла
И росой на палатки пала.
Вдруг дорога меня поманила
Так, что в тягость стоянка стала.
Я ушёл на рассвете тихо,
Компас, карта, рюкзак за плечи.
И, крестясь, прогоняя лихо,
Вслух сказал я друзьям: «До встречи!»
Напрямик, к восходящему солнцу,
Запах трав полной грудью вдыхая,
Я спешил, и в лужах-оконцах
Мой двойник отражался, шагая.
Под ногами трещал валежник,
Раздвигая кусты руками,
Обходя молодой орешник,
Вышел я на елань с цветами.
Островок среди шумного леса,
Колокольчики сплошь, да ромашки,
А рюкзак на спине без веса,
И остатки воды во фляжке.
А как здорово всё начиналось,
Марш-бросок по родным просторам.
За мечтою душа помчалась
К родникам и лесным озёрам.
Я оставил записку: «Ждите!»
Взял своё и ушёл тихонько.
Ветер в спину шептал: «Спешите!»
И подталкивал даже легонько.
И я слушал его да думал,
Для чего ж красота такая?
А по каменным древним рунам
Ветер листья кружил, играя.
На цветущей поляне к небу
Истуканы глаза устремляли.
В почерневших их лицах – небыль,
Сон безрадостный, полный печали.
Как забрёл я в края глухие?
Компас мой закружился в танце.
Знать в места я попал такие,
Где история в каменном глянце.
Отшлифованы скулы ветром,
Руки крепко мечи сжимали.
На кострищах, усыпанных пеплом,
Травы сны на ладонях качали.
И, не зная, что дальше делать,
Я присел на траву у кромки,
Да хотел, было, хлеб нарезать,
Что лежал в рюкзаке-котомке.
Только слышу сквозь шелест листьев
Голос тихий, меня зовущий.
Оглянулся – походкой лисьей
Седовласый старик, идущий.
Поздоровались. Старец смотрит
На меня сквозь седые брови
И задумчиво слово молвит:
«Это место напрасной крови…
Ты откуда пришёл, ходяга?
Что на капище древнем ищешь?
Благородный ты, иль бродяга?
Как в миру своё имя кличешь?
Посмотреть на тебя – не дурень,
Чтоб без дела по лесу шастать.
Сел ты, парень, на травку-мурень,
Задурманит, и будешь хвастать».
Я поднялся, стряхнул травинки,
В голове, в самом деле, дурно.
Фантастические картинки
Пронеслись очень ярко и шумно.
Усмехнулся старик, заметил.
Я же одурь, прогнав, спокойно
На вопросы его ответил
Обстоятельно и достойно.
А потом за зелёной горкой
Среди яблонь лесных и вишен
Угощал меня дед настойкой,
Да из трав, о каких не слышал.
В эту ночь средь душистого сена
Мои сны и мысли кружились
И на сердце туманной пеной,
Предрассветной росой ложились.
Я сражался с лесным народом,
Защищал от варягов избы,
У костров ходил хороводом,
Чтоб её рук касаться лишь бы.
И болели глубокие раны,
И искали глаза белянку.
Средь пожара в одеждах рваных
Зверем звал свою поселянку.
Я и спал, я и жил в то время,
В двух мирах моё сердце билось.
Как река, древнерусское племя
Сквозь сознанье моё сочилось.
Пробуждение было странным,
Веки словно открылись сами.
Надо мной в движении плавном
Облака белыми парусами.
Я один на опушке леса,
Слева речка и пристань даже.
А над памятью, как завеса,
Амнезия, что доктор скажет.
А за тем поворотом отмель,
А над нею полянка наша
И собака по кличке «Кромвель»,
И с тушёнкой горячая каша.
Со всех ног и что было мочи,
Я пустился бегом обратно,
Выбирая маршрут короче,
Вдоль воды, сквозь кусты аккуратно.
Все палатки на месте строем,
Над костром котелок дымится,
И под чёрным заварки слоем
Кипяток, как вулкан клубится.
А по «кухне» дежурит Костик,
Он с дровами из леса вышел,
Миновав деревянный мостик,
Прокричал, чтобы я услышал:
«Ты чего так рано поднялся?
Там вода только что закипела.
Слушай, я уже искупался,
Благодать для здорового тела!»
И ни слова о том, что было,
Ничего о моей пропаже.
Где стоял, там и сел в крапиву,
Не почувствовав боли даже.
И никто не заметил позже,
Просто заново день родился.
Только Ромка сказал: «Похоже,
Что ты трое суток не брился».
Есть на свете такие тропы,
По которым никто не ходит.
Но я помню тот тихий шёпот,
Что завёт, за собой уводит.
Он зовёт – расступаются дали,
И века обнажают былое.
Над тропой кружит ветер печали,
Сам не зная, что это такое.