Памяти погибших в Южной Осетии...
И с невыразимым сочувствием их матерям и близким...
Сын, почему я не учила тебя убивать?! Я с умилением наблюдала, как ты копошился с малышами в песочнице. Я с гордостью отмечала, что твои песочные замки – самые величественные и необыкновенные (сказалась, видно, кровь художницы бабушки). Но, сын, почему я не учила тебя убивать?!
А твой отец? Как только ты научился ходить, он везде брал тебя с собой. У тебя были чудесные лук и стрелы – самодельные. Подарок твоего отца, мастера на все руки. Все мальчишки округи мечтали хотя бы подержать в руках эти удивительные изобретения рук человеческих. Но этот лук никогда не был твоим оружием, ты не подстрелил из него ни одной букашки – разве что (и не единожды) яблочко на мишени. Ты был лучшим стрелком. Но, сын, почему я не учила тебя убивать?!
Вы увлеченно мастерили с отцом скворечники и развешивали их к немереных количествах, вы защищали пташек от хищников – ты чутко улавливал любую угрозу, которая могла бы нанести вред твоим любимцам. Но, сын, почему ты не почувствовал врага, который нанес тот роковой удар?! Почему ты, такой сильный и смышленый, не смог его предотвратить? Почему я не учила тебя убивать?!
Почему? Почему? Почему?..
Ты встретил редкостную девушку – она не воспринимала всерьез парней, которые бегают от армии. И ты не сомневался ни минуты, когда тебе стукнуло 18. Ты сдал все экзамены в институт, а сам ушел служить. Ты впервые в жизни меня обманул, променяв благополучие на честь и чистую совесть. Чего мне стоило отвечать на телефонные звонки твоих приятелей, которые недоумевали, почему ты пошел служить. Сын, почему я не учила тебя убивать? Хотя бы изредка… Хотя бы – собственную совесть…
Твой отец был воином. Настоящим борцом за справедливость. Впрочем, это теперь мы понимаем, что одной, общей на всех справедливости нет и быть не может…
Сороковины. Да, уже... А я еще не закончила очередную свою работу. Чуть больше месяца назад ты влетел домой невероятно воодушевленный, если не сказать, счастливый. Тогда ты торжественно вручил мне в качестве подарка новую канву с рисунком: золотая бабочка с переливами по краешкам трепещущих крыл – вот-вот взлетит. А ведь я обещала показать тебе ее во всей красе аккурат к твоему дню рождения…Ты уже никогда не увидишь этого – я не понимаю, как такое возможно.
По-прежнему скрипит за стеной костыль деды Данилы – мы привыкли к этому далеко не музыкальному сопровождению быта, появилась даже шутка, что дед-даниловский костыль будет скрипеть вечно, даже когда вырастут твои внуки. Все как всегда, кроме одной детали, изменившей мир вокруг: костыль за стеной скрипит, а тебя нет.
Дорогой мой сын, почему я не учила тебя убивать?!
Господи, почему ты не сподобил меня на такой подвиг – научить сына убивать?!
Почему у другой матери, другой сын – жив? Не потому ли, что она научила его убивать?!
Тогда ты вправе убить меня.
Вот она я: одиноко стою на вершине холма под плакучим сентябрьским солнцем и жду, когда ты услышишь меня. Я тобой возмущена. Я жестоко унижена, ибо ты не оправдал мою веру в тебя. Ну так пошли мне грозу или научи меня не сожалеть, что мой сын не умел убивать.
Что? На грозы не сезон? А убивать – сезон? Или эта забава – вне сезона? Ну так я вне сезона жду твоего ангела, и пусть он убьет меня. Или научит, как мне – не быть. Что? Нельзя? А смотреть на солнце, когда его не видит твой сын, - можно? А остаться без будущего – можно? У меня нет ни сил, ни сердца. Меня – нет.
Господи, ты нарушил тобой же установленный порядок. Ты поступил жестоко, и я сомневаюсь, что ты знаешь, что такое сердце. Ты позволил убившему остаться в жизни и продлить себя в ней. И я жалею, что не учила сына убивать. И прости меня, Господи... Я - не верю теперь в силу твоего «Не убий!»