Живет в Крыму в Евпатории, 40 лет. Поэт, писатель. Основоположник, практик и теоретик крымского литературного течения фаэзия (фантастическая поэзия). Создатель словаря фаэзии, языка фаэзии. Ею выделены основные символы, написан цикл статей о фаэзии "Фаэтология". Автор первого сборника фаэзии "Я - легкий образ мира".
Поэзия преодоления
Эллинский день
1.
"Я сегодня не помню,
Что было вчера…"
А.Блок
Снова Эллады рожок
Посейдоново ухо тревожит.
Медленно плавится день.
В волнах понта томленье, что дленье
И тленье белого пеплоса дня.
К погруженью
коней Гелиосовых в волны
Истлевают длинноты дня.
Нагота его не наслажденьем
Гелиосова взора, виденьем
промелькнет, и исчезнет забвеньем...
Эллинским днем
в Посейдоново ухо шепчу:
Я не помню утраты...
2.
"По утрам забываю
Свои вечера…"
А.Блок
Некто сказал, что имя Эллады
Мойры плетут неустанно,
Но, заснув, забывают.
Эллинский день – на холсте Пенелопы.
Взглянешь вовне из холста
И увидишь понт неизменный,
Имя и тень на песке золотом.
Имя Улисс замирает улиткой,
Спрятав нутро внутрь холста Пенелопы,
Тянутся рожки вовне...
Их и увидишь эллинским днем,
Но о призрачность их не споткнешься.
Так, отрезвев, тень свою посылаешь
В ухо шепнуть Посейдону:
Я не знаю теней,
Потому что не помню имен...
3.
"Белым днем
Забываю огни…"
А.Блок
Тени Эллады, как боги, живут в именах
Нареченных младенцев.
Дети теней богов и героев, словно
Тени имен их, эллинским днем
в дар – и с дарами – во славу...
Славный флейтист к берегам
странноприимного понта выводит
имен и детей череду... Имя ему – Гомер...
Должность его – крысолов.
Гомеров рожок Посейдоново ухо ласкает...
Ластится волнами день. В тугую воронку прибоя,
в Посейдоново ухо – Гомер и герои,
и тени, и дети, и я...
...имя свое отпускаю...
забываю себя...
4.
"По ночам
Забываю дни…"
А.Блок
Имя, забытое Мойрами в дремоте полудня,
Ночью, стыдясь, Пенелопа с холста изгоняет,
Чтобы с рассветом его воссоздать по фрагментам.
Кадр один – эллинский день бесконечный.
В кадре втором изменчивый понт, быстротечный.
Кадр за кадром – смена богов, их имен и героев.
Дети приходят вослед параллельно их теням.
Девочка, тень, Эвридика,
Ручонкою машет из ночи,
Имя шепнуть ей невмочь,
Ночь вобрала в себя имя.
Мочи нет вынуть себя, словно рыбу
Из Посейдоновой сети...
Боги Эллады, как дети,
Имена раздарили убогим и нищим.
С кем ты осталась, Эллада?
С днем бесконечным и белым...
Имя его дорогое понт мне не даст позабыть.
Чистых чисел часослов
Как часто час лишь часть, частица,
Частит, секундами шурша,
Все чаще, учащаясь в числах,
Дробясь числителем, круша,
Как частный гость в бреду подкорки
Взорвав все корни из числа
И возопив на дне иголки:
Как часто час лишь часть числа!
Числа, чарующего частью,
Частицей часа, частью слов,
Под час частующих частицу,
В честь НЕ, несущих естество.
Число - чистилище для чистки
Его порочащих частиц:
От НЕ, свергающей попытку
Числа существенно спастись;
До НИ, что чистит в чистой сути
Число, свергая существо.
И из чистилища частично
Ряд чисел всходит в божество.
Гимн чистых сущностей пред Сущим
И чистых чисел часослов,
И славословие грядущих
На место чисел чистых слов.
Виртуальные игры. Адреналиновая Эльза
Усыпали ножки рубинами
Маленькой Эльзе адреналиновой
И стреляли медузами полосатыми
Ручки, крестами распятые.
Эльза вбирала герцами,
А выдавала байтами
Маленьких мальчиков скерцовых,
Маленьких гомиков квантовых.
Пели их фикции с дикцией,
С жесткостью файловой фаллосы
Маленьких мальчиков дисковых,
Виртуально окрашенных,
Голубели медузами полосатыми,
В маленьких ручках распятые
Маленькой Эльзы адреналиновой.
Сыпались искры рубинами
К маленьким девочкам с глазами нирваны,
Не выходящим утром из ванной,
С глазами, рубинами застывшими,
Транквилизованными мышками.
Маленькие мальчики виртуальные
Прыгали из ванной в нирвану
С маленькими девочками сексуальными
В ручки к Эльзе адреналиновой.
Маленькая Эльза адреналиновая,
Игра и любовь виртуальная,
Программа совершенная, универсальная,-
Счастье окровавленное, ирреальное.
Цезура
Тот, кто поставил мысли на ноль,
Иронично изрек:"Изволь
Кланяться балерине,
Сжавшей уста в пантомиме
Несвершившегося прыжка -
Из Еще - в Отныне"
Виясь змием,
Знаком вопроса на хвосте замерев,
Намертво, на средине...
Цезурой в гекзаметровой строке,
Как бы уже, но все же на середине пути:
Всходит из сумерек белых...
Кто же на паузе замер?
... розовоперстая Эос???
Тот, кто поставил мысли на ноль,
Паузу выдержит,
Как актер на сцене...
Дабы свершившимся фактом
Утвердить Уже то,
Что дано накануне.
Пауза, ноль, змий,
Вопросом замерший,
Но не в начале,
В процессе творенья,
В средине:
Если бы не вопрос -
К нулю -
Стало бы ныне?
Так думали греки,
Мысля гекзаметром,
Прервав действие
Паузой посредине...
Философское самоубийство
В дальнем порту на ближнем востоке
полушизик, полуэстет, полукровка, но азиат
расставлял философские сети,
в мертвом море прокладывал курс
среди полуистин и полуфальши,
пропитавшись насквозь формалином
интроектного вязкого рая,
облевавши всю палубу жизни
желтой жижей желанной надежды,
задыхаясь в зловонии едком чистого духа
черной мухой, раскисшей, размокшей, облезшей;
утонувший во лжи, как в кружке с пивом,
он бросал якорь во время штиля,
созерцая линию горизонта,
как ось абсцисс,
прозревая в пространстве,
лишенном вещей, а равно идей и мыслей,
суть пустоты,
что граничит с безумьем.
Линия горизонта затягивала узел
галстука вещности, единственной материальностью
касалась шейной артерии бедного комедианта,
разыгравшего для пространства фарс бытия.
Сумасшедший факир
вытягивал линию горизонта бесконечной змеей,
хвостом своим тяготеющей к собственной голове.
Одинокий узник абсурда,
сомкнув кольцо времени и пространства
на собственной шее,
мечтал об удушье последней вещественностью,
чтобы выскользнуть в пустоту,
лишенную змей, а равно вещей и мыслей.
Философской петлей удавившись
в мертвом море на ближнем востоке,
полушизик, полуэстет, полукровка, но азиат,
не вернулся домой, где его ждала
лишенная философского взгляда на мир
жена.
Фаэзия
Граненый бокал моря
1.
Город горбатился верблюдом двугорбым,
Сгорбив презрительно губы.
Губчатой сгорбленностью сгорбились пирсы,
Питаясь солёностью моря.
Волны горбатились, набегая
На жёлтый песок под пирсом.
Пирс горбатился, налегая
На жёлтый песок пушистый.
Песок горбатился, дюнясь в складках
Маленького побережья.
Мечеть минаретами
Горбами верблюжьими,
Губами исламскими
Горбила воздух города
Призывами громоподобными.
Собаки горбатились воем,
Пеной горбатилось море,
Вбирая морскими губками
Исламские звуки города –
Сгорбившегося верблюда.
2.
Гранили гранитом,
Нанося грани,
Изумрудный бокал моря,
Вспененный лазурью
Граничащего с горизонтом неба.
Мороженщик-бог
Накладывал щедро
Пушистую пену тучек
В гранёный бокал малахитовый,
В гранях играло солнце.
Жара опускалась тяжёлой тучей
На город, гордившийся морем.
Он минаретами
Пил жаркий воздух.
Он пирсами
Приникал к малахиту,
Стремясь к горизонту
Губами воздушных струений,
Стремясь осушить
Изумрудный бокал моря
И утолить безумную жажду дня.
Видимо, бог-безумец
Обручил город и море,
Обрёкши жарой безумной
На вечную жажду,
Неутолённость солёного поцелуя.
3.
Городу – верблюду двугорбому –
Гранёный бокал моря
Бог – соучастник событий –
Поднёс. Губами скорбными,
Томясь медузою гордою,
Город вобрал в себя море.
Пенясь, оно стекало
По гранитным ступеням берега,
Опенив гранитные губы.
Город плевком верблюжьим выстрелил,
Губами гранитными выгранил
Тело медузово моря.
Бог-холстомер тело
Мерою вымерял,
Катерами да яхтами.
Город-мазила вымарал
Мазки на холсте моря,
Катера подогнав к пирсам.
Пенилось оно и струилось
В огранке гранитного берега.
Город губами верблюжьими
Целовался беззвучно с морем.
Степь
1.
В сухих глазах сгорало полуденное небо,
Сухая скорбь зенитным жаром темя жгла.
Пожаром, сушью, выгоревшей степью
Сжималось сердце в ком - и в прах
Рассыпалось, развеялось - по ветру.
Дочь августа - иссушенною степью -
Сухую страсть - сухому сентябрю
Не донесла...
2.
Сухая страсть сухим щелчком
Разбила в щепы, расщепила
Сухую скорбь, и струпья
Сухой коры надменной сухостью
Кололи сухое сердце.
Сухо трепетали стрекозьи крылышки
И ножки богомола,
И сохла степь травою на ветру,
И сердце сохло, просветлев
И став прозрачным,
Затрепетало крыльями стрекозки,
И утащили ящерки сухие капли-слезки,
Подарок августа - сухому сентябрю.
3.
Сухой стрекозкой на листке
Сухая степь в сухой тоске
Сухими миражами куталась,
Родными голосами полнилась.
Сухой печалью - пряным ароматом
Степного чабреца, душицы, мяты.
Сухой прозрачностью кристалла
Тоска твердела, застывала
Алмазным блеском в янтарных глазках
Усохшей ящерки, и капли-слезки,
Кристаллики тоски, катились вниз по тропке.
И светлой сухостью сгорала
Сухая страсть в прозрачности кристалла.
Демерджи
1.
Лики Горы: Сфинкс и Верблюд.
Воин и – Ваша Честь –
Крымская Муза – страшна,
Но как есть.
Без неё Гора в полкрыла.
Муза вблизи – гигантская блажь,
Казус, не исполин.
Каменный скол каменным лбом
В небо – глазом одним.
Соколы-вороны – к Музе Горы,
Воины-странники – мимо.
Музыка моря:
Горизонт – струна лиры,
Волны – адажио силы.
Муза ль бренчала?
Сфинкс ли крылом задевал?
Горбатый Верблюд горбил холмами –
Волнами горизонт, горбил легато звуков.
Ворон трещал горлом-трещёткой.
Воин в лоб Сфинкса – тимпан силы –
Ударной волной стихии.
Бей, Кузнец, бей!
Молотом скал во лба скол
Музу Горы горошь!
Это не струны лиры морской,
Это дух Демерджи-Кузнеца
Горой забавляется.
Фуной Гора дымится.
Как тебе, Муза, терпится
На плечах Горы?
2.
На плечах полудрёмного Сфинкса
Ты увидел роящийся пепел.
Это отблеск старинной палитры,
Где во времени меркнут закаты.
Над забытым пюпитром склонившись,
Мальчик-паж не страницы листает,
Он забытые грёзы сметает
Тонкой палочкой дирижёра.
Ты, хранящий забытые грёзы,
Паж, скользящий сквозь зарево в вечность.
Ты – служитель души валторны
Или Музы Эрато спутник?
Я не верю, не жду, не надеюсь,
Не грущу о давно ушедших.
Просто вижу роящийся пепел
В полудрёмного неба закатах…
Мальчик-паж оставляет пюпитр,
С Музой в вечность неспешно уходит…
Перед Сфинксом стою я вопросом,
Многоточьем – рассыпанный пепел…
3.
Музу – в профиль, анфас –
Звука звоном – на Горе Демерджи.
Звенели волны, несли дань прибоем.
Музе Горы – золото звона волны.
Летели вороны – выронили веретено
Времён – Музе Горы – Парок день.
Странники шли, дары несли.
Отец гор – Бабу-ган –
Музе Демерджи:
Венец облачный.
Сфинкс-анахорет
Смотрит и молчит.
Муза туманами окутана,
Звоном лазури убаюкана,
На ладони Кузнеца-Демерджи
О Крыме всё грезит…
Тема и вариация
ТЕМА
Скала и шторм. Скала и плащ и шляпа.
На сфинксовых губах – соленый вкус
Туманностей. Песок кругом заляпан
Сырыми поцелуями медуз.
(Б. Пастернак)
ВАРИАЦИЯ ПОСТ-ФУТУРО-ТРАНСОВАЯ
Со скалы сколот оскал скальдовый,
Отскалилась скала сагами.
Скифовы скулы скалы сколоты,
По сфинксовым губам, скатанным
По скатам скатертью, скатывались
Сколами-стансами.
Сфинкс-скала страстью шторма закалена,
Сколами-аккордами, сакральную
Страсть скальную – морю опальному.
Пала страсть скалы сколом лика красавицы,
Шторм ликом-соколом с ликом сфинксовым,
Ликуя, крыльями стихий сплетается.
Венчальное кольцо обручальное
Со сколком ликов девы-сокола
Крыльями прибоя к сфинксу-скале вынесло.
Скала и шторм. Кольцо и сфинкс
И шляпа…
Дочь митридатская
Черная женщина, четный день месяца,
Четки из ясеня, руны - на рубище -
Падалью падали в черное палево.
Пали - и черным подолом покрыла их.
Руны прикрыла коленями черными,
Пальцами в палево - сушь да окалина.
Ах, окаянная да бесприютная,
Черными палями - дочь митридатская.
Черными весями не обезвестишься,
Не заневестишься - занавес палевый.
Сушью - да в палево,
Прахом - да в месиво
Черного пороха - чумного запаха.
Только не в чуме - невестой,
Но с посохом посуху, замертво
В тьму тараканию.
(с) Елена Коробкина