ПРО ТРЯСОГУЗКУ, ПЛЕШАНКУ, ПЛИСКУ, СЕРУЮ СЛАВКУ, САДОВУЮ ОВСЯНКУ И ПРО ВЕТЕР, КОТОРЫЙ ТЕРЕБИТ САРАФАНЫ И ПУТАЕТСЯ В КРУЖЕВАХ
Евгний Веселов
Давным-давно, когда аисты и журавли на юг не летали, а Серый Гусь лапку от холода не поджимал, и воробьи не хохлились и не прятались в кучи хвороста от мороза; давным-давно, когда деревья не желтели к осени (да и самой осени не было), а одно лишь, сплошное лето, жила-была Трясогузка. Да ты, небось, и не знаешь кто такая Трясогузка? У Трясогузки - глазки, как бусинки, личико беленькое, на голове чёрная шапочка, такой же чёрный, вырезной воротничок на синем платье с голубыми кружевами, и вся она стройная, и такая изящная, и ножки у неё - резвые и быстрые, как ветерок в листьях…
Вот-вот, ветерок… с него всё и началось…
Бежал Ветерок мимо, задел невзначай синее платьице, прошуршал в голубых кружевах, и пошли разговоры: «Теперь Трясогузка – невеста, а Ветерок - жених, теперь скоро - свадьба…».
Болтают языком все, кому не лень, даже подруги - Плешанка, Плиска, Серая Славка и Садовая Овсянка. А Трясогузка даже толком не знает, как жениха зовут: Посвист? – Это тот, который шумит, свистит и брызгает дождевыми каплями в окошко? Догодуша? – мягкий и ласковый, ах! если бы это был он, а может, и Вихорь? А может, и Эрисвош, который ещё похуже Смерча? Свадьба - не свадьба, а Трясогузке от такого «невзначай» только вред один, потому что женихи теперь на неё не смотрят: Ветер - опасный человек. Кто будет с ним соревноваться? Да и ей самой, от этого прошуршанья одна блажь в голову лезет: то она сидит часами у окошка - ждет, когда он прилетит, то тянет её саму лететь, куда-то, невесть куда.
Проходит время, Ветерок не летит, задержался где-то, в полях или на просторах, а может, забыл, а может, в других кружевах запутался… ах! эти разговоры! На чужой роток не накинешь платок. Но не сидеть же Трясогузке в неизвестности и в девицах всю жизнь…
Пошла Трясогузка к Дятлу, попросила сковать ей пару башмачков, чтоб не стоптались в дальней дороге. Пошла к птице Ткачику, попросила соткать платье, да такое, чтоб не износилось в пути; испекла каравай, положила его в сумку дорожную… Плешанка, Плиска, Славка, Овсянка и вопрошают: «Куда, куда? Сидела бы лучше дома… Разве за таким угонишься?» Попрощалась трясогузка с подругами и - в дорогу, искать своего суженого.
Вот, идёт-идёт, идёт-идёт,.. Вот, солнышко всходит-заходит, всходит-заходит. Вот Море-Океан - дальше некуда. Села на бережку, отломила кусочек хлебца, сидит, жуёт, не назад же идти. Смотрит, Пескарь на песке лежит, на последнем издыхании. Взяла его осторожно двумя пальчиками и пустила в Море-Океан. Вильнул Пескарь хвостом, будто «спасибо» сказал и пропал, а из воды Рыбка-Колючка выглянула, глазом поводила и нырнула. Вторая рыбка глаз показала и тоже исчезла в синей глубине. Вдруг зашумело, запенилось Море-Океан, и прямо с волны скатился на берег Рыба-Бычок. Глазища у Бычка на лоб повылезли, никогда он мол, прежде, такой красоты не встречал. Колючки зашевелились, затопырились, мол, добро пожаловать ко мне, в моё царство-государство в гости.
- Не до гостей мне сейчас, - говорит Трясогузка. - Суженого ищу, а тут Море-Океан поперёк дороги.
- А кто же твой суженый, как звать?
- Как звать, не знаю, но если увижу, сразу отгадаю. На этом берегу всё обыскала - нигде нет. Может на том, да перевозчика что-то не видно.
- Так садись ко мне на спину, я тебя сам перевезу,- обрадовался Бычок, а сам, дело задумал.
«Вот повезло», - подумала Трясогузка и прыг, Бычку на спину, уселась поудобнее, между колючками и выпученными глазами. Плывут.
Вокруг рыбы разнообразные, коньки морские, медузы разноцветные. По бокам два кита плывут, фонтаны выпускают и в них радуга переливается. Засмотрелась Трясогузка, восхищается такими красотами, а Бычок ей: «Видишь, - говорит. - Это всё - мои слуги верные, а я над ними хозяин и начальник, а под водой у меня дворцы просторные и богатства несметные.
Выплыли на берег, ударился Бычок о землю, обратился в Добра- Молодца. От Бычка, только рот до ушей остался:
- Посмотри, - говорит. - На меня, может, я - твой суженый?
- Нет, - говорит Трясогузка. - Ты по морю плаваешь, а мой суженый по воздуху летает.
Подпрыгнул Бычок-Добрый Молодец раз-второй, после таких слов, хотел взлететь - ничего у него не получилось. Шлёпнулся о землю, снова в Рыбу-Бычка превратился, обиделся, нырнул в глубину, и пропал вместе со своими китами, коньками и медузами, только его и видели.
Стоит Трясогузка на бережку, - теперь Море-Океан сзади, а спереди Дремучий Лес.
Попробовала в лес зайти – двух шагов ступить не может: такие колючие кусты и так плотно переплелись ветки. Отломила кусочек хлебца, сидит, жуёт. Теперь ни вперёд, ни назад. Смотрит: Мышь Серая в мышеловке, на последнем издыхании. Все трясогузки очень боятся мышей, но тут, что делать? Решилась и вызволила живое создание. Отхукала, отогрела в ладошках, спасла от неминуемой смерти.
Открыла Мышь один глаз, не поверила в своё избавление, открыла второй, снова не верится, поверила только, когда Трясогузка дала хлебца пожевать. Не успела Мышь и кусочка сжевать, явился Кот. Мышь в норку, а Кот к мышеловке. В мышеловке пусто, облизнулся, смотрит Трясогузка сидит. И стал он ножками шаркать, ручками помахивать, мол, никогда прежде такой красоты не видал. Стал усы подкручивать и реверансы делать, мол, добро пожаловать, в мои владения, в гости.
- Не до гостей мне сейчас, - говорит Трясогузка. - Суженого ищу, а тут - Лес Дремучий, ни пройти, ни проехать.
- А кто же твой суженый, как звать?
- Как звать - не знаю, но если увижу, сразу отгадаю. На том берегу всё обыскала - нигде нет. Может, на этом, да как сквозь Лес Дремучий пройти?
- Это, пожалуйста, - обрадовался Кот. - Садись ко мне на спину, я тебя через лес провезу.
А сам дело задумал.
«Вот повезло», - подумала Трясогузка и уселась Коту на спину. Устроилась поудобнее, ухватилась крепко за длинную кошачью шерсть, чтоб не соскользнуть. Поехали.
Перед Котом кусты и деревья сами расступаются; вокруг да около, откуда ни возьмись, диковинные звери приветливо рычат, мычат и хрюкают. Трясогузка смотрит вокруг, никогда так раньше не удивлялась.
Ударился Кот о землю, превратился в Добра Молодца, от Кота только усы остались:
- Видишь, - говорит. - Это всё - мои подданные, слуги верные, и весь лес, со всем его богатством мне принадлежит. Посмотри, - говорит. – Может, я - твой суженый?
- Нет, - отвечает Трясогузка. - Ты по лесам шастаешь, а мой суженый по воздуху летает.
Подпрыгнул разок-другой после таких слов Кот-Добрый Молодец, хотел взлететь, ручками замахал, но не получилось: шлёпнулся на землю, превратился снова в Кота и пропал вместе со всеми диковинными зверями, только его и видели.
Стоит Трясогузка – теперь Дремучий Лес сзади, а перед ней Стеклянная Гора. Было плохо, а теперь - ещё хуже. И не до хлебца даже. Что делать? Обходить – жизни не хватит, перелезть – не хватит сил.
Вдруг Дремучий Лес зашумел, Гром загремел, Молния заблистала, ударилась прямо перед Трясогузкой в землю, задымилась, зашипела и превратилась в Бабушку-Старушку.
- Кхе-кхе-кхе, - сказала Старушка. - Ты кто же такая, без приглашения в гости пожаловала?
- Да я не в гости, Бабушка, я суженого своего ищу. Море-Океан переплыла, сквозь Дремучий Лес пробралась, а тут Стеклянная Гора прямо на дороге стоит.
- А кто же твой суженый, как звать?
- Как звать - не знаю, но как увижу, сразу отгадаю.
- Кхе-кхе-кхе, - снова сказала Бабушка. - Да ты, конечно, не знаешь, что Бабушка-Старушка была не кто иная, как сама Завирюха. А все ветры… сколько их на свете? Сто или тысяча, или ещё больше, все они - её сыночки родные и держит она их всех в шкатулке, и выпускает только по одному полетать, потому что у них у всех - ветер в голове, и они могут без присмотра такой беды наделать – потом не разберёшься. Бабушке-Старушке-Завирюхе хочется их всех поженить скорей, с рук сбыть, да где найдёшь столько невест, да еще, если женихи такие буйные. Есть у неё ещё дочки: Заверть и Кружалка, но эти - послушные, их не надо в шкатулку запирать.
Так вот, махнула Бабушка крылом, или, может, это рука была, а сама дело задумала, и расступилась Стеклянная Гора. Расступилась, пропустила Бабушку с Трясогузкой, и захлопнулась за ними, ах! Какая темень, будто, не в Стеклянную Гору вошли, а в чулан без окошка. Идут-идут, только светляки путь освещают, страшно, паутина цепляется, страшно, и пауки свои лапы с крючками протягивают, страшно! А что делать? надо идти, другого пути нет.
Шли-шли и пришли. За столом Кружалка и Заверть, - сидят, ждут, что им мамка принесёт поесть. А у мамки сегодня ничего нет. Ничего не добыла, ничего не заработала. Зубы, что называется, на полку.
Трясогузка вынула каравай, отломила всем по кусочку, - сидят, жуют, познакомились:
- Я Кружалка.
- Я Заверть.
- А я – Трясогузка.
- А это - наша матушка – Бабушка-Старушка-Завирюха.
- Очень приятно.
- А там наши братцы в шкатулке, но у них - один ветер в голове, поэтому их лучше не выпускать.
- А можно мне на ваших братцев посмотреть?
- Посмотри, только одним глазком.
Приставила Трясогузка один глазок к дырочке от ключика, смотрит, а там сто ветров, или тысяча, или ещё больше: кто в кости играет, кто в шашки, кто на лавке лежит, а кто у окошка стоит. Да все на одно лицо, да и разве одним глазом в такой толпе рассмотришь? Вокруг - беспорядок, вещи валяются, пол не метен, лавки немыты, сразу видно – неженатые парни.
- Ну что, - спрашивает Старушка-Завирюха. - Нет там твоего суженого?
- Наверное, нет. Мой суженый по воздуху летает, а эти на лавках сидят.
- Чего-чего, а летать – это они мастера, только выпусти, на то они и ветры.
- Ветры?
- Ветры.
- Так и мой суженый – Ветер!
- А как звать?
- Может, Посвист – это тот, который шумит, свистит и дождевыми каплями брызгает в окошко; а может, Догодуша – мягкий и ласковый, ах! если бы это был он, а может, и Вихорь, или Эрисвош, который ещё похуже Смерча.
- А точнее?
«Эх, была не была! – подумала Трясогузка. - А вдруг угадаю».
- Догодуша!
Только сказала, как чувствует - кто-то платье задел и в кружевах кто-то прошуршал. Пошуршал-пошуршал, о землю ударился и вот: стоит перед Трясогузкой Догодуша-Добрый Молодец.
- Он это, он! - воскликнула Трясогузка. - Это он у меня тогда кружева на платье трепал!
Свадьбу сыграли отменную. Мышь Серая с подругами пирогов с грибами и караваев вволю напекли, Пескарь ведро раков в подарок прислал, а в самый разгар веселья приложила Трясогузка глазок к дырочке от ключа – видит, все ветры печальные сидят, им тоже на свадьбе погулять хочется. «Ах, - думает. - Пусть повеселятся у меня на свадьбе», - и открыла шкатулку. Что тут началось! Плясали краковяк, польку, гопак, кадриль, перепляс и лезгинку. Пыль столбом. Только смотрит Трясогузка: Кружалка и Заверть притихли и тоже запечалились.
В чём дело? Завидно им стало, тоже захотели, чтоб у них суженые были. А ветры после свадьбы не захотели в шкатулку возвращаться. Им тоже завидно стало, тоже захотели себе невест найти и разлетелись по свету. Их-то как раз и ждали Плешанка, Плиска, Серая Славка и Садовая Овсянка и, может, у них тоже на свадьбе плясали краковяк и лезгинку, но этого я не знаю. Знаю только, что после того как ветры разлетелись – кто на юг, кто на север, кто на запад, а кто на восток, Лето перестало быть сплошным. Стала приходить Осень, и аисты и журавли, вместе с ласточками и всякими мелкими птичками на хвосте, стали летать на юг. Стала приходить Зима, и воробьи прятались от мороза в кучи хвороста, но потом снова приходили Весна и Лето, и резвые ветерки, сколько их? сто, тысяча, а может, ещё больше, шуршали в сарафанах и путались в кружевах, и разговоры – на чужой же роток не накинешь платок – говорили, что скоро, скоро, уже скоро будет свадьба.
Иллюстрация Натальи Губановой «Ещё раз про любовь».