Позвонили, пригласили, обещали, напоили,
О цене договорились, пробасили: «По рукам?»
Ну, конечно согласился, сделал вид, что удивился,
Даже шпротой подавился в умиленье «старикам».
«Старикам» шестой десяток, очень скромненький достаток,
Им, «сердешным», не до взяток, лишь бы сына поженить.
Никаких там ресторанов, никаких приличных баров,
У «семейных самоваров» гости будут водку пить.
Не в первой, бывало хуже, пару вёрст пешком по лужам,
Ко второму дню простужен и с больною головой.
Но случалось и везенье, ресторанное веселье,
Хор цыган, как все, с похмелья, и для всех ты парень свой.
Что ж, работа как работа, погулять всегда охота,
Из гостей ни взвод, ни рота, лишь пятнадцать человек.
Самых близких и надёжных, по характеру не сложных,
Даже две врачихи кожных, доживающих свой век.
Долги, коротки ли сборы, пробок уличных заторы,
С «молодыми» разговоры, что да как, да почему?
Получили бланки вскоре в государственной конторе
И с восторгом в ясном взоре покатили к очагу.
Хлеб да соль, фужеры об пол, кто захлопал, кто притопнул.
У ребёнка шарик лопнул, заревел, заголосил.
Баянист трёхрядкой грохнул, тесть с испуга даже охнул
И тайком сто граммов хлопнул, и нарезкой закусил.
И приказа словно ждали, заспешили, побежали,
На ходу цветы помяли, лишь скорее бы к столам.
«Молодые» сели, встали, рюмки в небо повзлетали
И к раскрытым ртам упали, чтоб на век остаться там.
Тамада у них в почёте. О рыбалке, о работе,
О скупой какой-то тёте поделиться рады с ним.
«Молодые» всё вставали, рюмки десять раз взлетали,
даже те, кто «завязали», шли глотать табачный дым.
Тёща с тестем на подхвате, кухня два на два в квадрате,
Ложки, вилки, всё в салате, очень простенький набор.
«Ольвье-то всем ли хватит? Что? Да, где-то на кровати!
Поищи вон в том халате, ну о чём тут разговор?!»
Мужички повеселели, глазки хитро заблестели,
На площадке загалдели, кто кого перекричит.
За столом в углу запели про крылатые качели.
Жарко, душно, все вспотели, кто-то в рюмочку стучит.
Поменяли ложки, вилки, вновь поставили бутылки,
Мелочь бросили в опилки, «молодые» подметать.
Так старались с жаром пылким, что разбили жбан с морилкой,
Отложив пирог с начинкой, все давай им помогать.
Тамаду не забывают, наливают, заставляют,
Головой ему кивают, мол, с тобой мы, пей да пей!
Дети с пробками играют, гомонят, сидеть мешают,
Что-то с грохотом роняют и кричат из-за дверей.
Через час уже не важно быстро петь или протяжно,
Лучше сильно и натяжно, чтоб соседа заглушить.
Из стаканчиков бумажных свёкор самым лишь отважным
Поджигает самогонку, заставляет стоя пить.
«Молодых» уже не видно, никому и не обидно,
старый дед вполне солидно отбивает трепака.
Рядом деверь поспевает, сам не пьёт, а наливает,
Баянист едва играет, жаль, что ночка коротка!
Вот и всё, пора и к дому, распрощались как с знакомым,
Из запасов даже «Рому» дали целую бутыль.
Чей-то брат всё обнимался, в вечной дружбе бабкой клялся,
Даже в гости собирался, да не мог найти костыль.
В мягком утреннем тумане, как на сказочном диване,
Успокоив ветви-длани, липы дремлют вдоль аллей.
Ну и пусть не в ресторане, пусть все песни на баяне,
Они тоже сердце ранят скромной прелестью своей.
Позади дома чужие, окна тёмные, слепые,
Предрассветные, седые стены прячут средь листвы.
Он шагал, вдыхая лето, позабыв про сигареты,
Среди старых улиц где-то на окраине Москвы.