Наши взгляды играют в салочки.
Но в рассвет распоров глаза,
в уголках чьих-то глаз русалочьих
боль внезапно пойдет с туза,
немаститого пса разлуки.
И зачем я толкую сны?!
Кто во сне мои видит руки,
все честны.
Но ничей сон им вещим не был.
Здесь не пафос, а судеб важность.
Я люблю, когда вместо неба
только сине-седая влажность.
Лишь ответной искрой зажженная,
восхищенная воображением,
я - с поэтом. Завороженная
ворожея.
Два поэта, как пара ручка-
карандаш. Мне глаза его будут
серым грифелем-самоучкой,
а чернилами цвета Вуду
для него будет голос мой.
Мы напишем о буре колюще,
будто в бурях есть нечто большее,
чем покой.
Я живу в чьих-то сновидениях,
где сама я – опять же чья-то.
Чья-то самая. Наваждение.
Недоцель. Перенедостаток.
Но со мной обрести единство
можно не наигравшись в салочки,
а заштопав глаза русалочьи…
на один сон.