Поэты – для собратьев по перу.
А у толпы – иное в моде чтиво.
Ей проза нынче больше по нутру –
Ужастики, романы, детективы.
Устав от перепадов бытия,
Толпа желает рас-слаб-ле-ни-я.
Читатель-перебежчик, на тебя
Я злобы не таю и не в обиде.
Не смею осуждать. Стихи любя,
Сама Донцовой балуюсь. Обыден
Мой вкус. Признаюсь, здесь дает он крен.
Я – из толпы. Не слаще редьки хрен.
Наверное, Бальмонта не читал
Мой предок по отцу – реб Мойше Хаим.
Он сколотил приличный капитал
И был за то общиной уважаем.
О прадед, жизнь твоя была мудра.
Стихом, и впрямь, не сколотить добра.
Хотела б я, как славный предок мой.
Копить, плодиться, вечером от пуза
Обедать многодетною семьей,
И в мире с богом умереть. Но Муза
Меня пасет. Иль я ее пасу?
За нею шлейф, как верный паж, несу.
На кухне, за рулем, в других местах,
Для творчества, казалось, непригодных,
Она меня – воистину мастак
Ловить. За душу, за руку, за горло.
Подразнит – и бежать. И я – во след:
«Вернешься?» - «Может быть.» - «Да или нет?»
Так мы играем с Музою моей
В забытые забавы – кошки-мышки.
Меняем роли дочек-матерей.
И наш обмен-обман не предумышлен.
Она мне дочь сегодня или мать.
Кому придет охота разбирать!
Нет горя от ума, когда с умом.
Во имя краткой вспышки озаренья.
Уже без нашей помощи само
Собой рождается стихотворенье.
Дозрелое дитя уходит вдаль.
Мне жаль его ухода и не жаль.
Поэты – для собратьев по перу –
Затерянные в русском зарубежье.
Вернись к стихам, читатель-перебежчик!
Поднапряги под черепом кору!
Мой слог несложен. Пятистопен ямб.
Чуть длинновато. Не Омар Хайям.