Сага о Дочери некроманта.
Жила когда-то Дочь некроманта.
Жила она давно в старой, старой башне, что стояла на острове в самом центре Черного озера Пограничного леса.
Была она дочерью великого первого верного Тьяны. Дочерью мудрого Гертордефа и гордой Сиитваль.
И любила она Черного Рыцаря, так как был он истинным слугой Ночи и храбрейшим из живших.
И однажды пришел к Ней Черный рыцарь в день тот, что пасмурной осени старость и первых зимы дней ожидание.
Пришел и сказал.
- О, Тенн Ни дочь некроманта радость души моей! Ждет меня битва великая с тем, кого ненавижу я больше всех из врагов, что посоветуешь ты мне?
И отвечала Дочь некроманта первого из Верных.
- Обращала я свой взор в бледные небеса и смотрела в сферу знания. Приходили тени ушедшего ко мне… Не ходи, мой друг, в опасный поход. Смерть ждет тебя.
Но ответил Черный рыцарь деве великой и всеведущей:
- Не могу я не пойти на битву, честь моя утрачена будет. Войско мое стоит под знаменами и щитов края медные горят под взорами скупого солнца.
Ничего не сказала мудрая Дочь некроманта, лишь плотнее закуталась в серую ткань мягкой шерсти. Так как мерзла и летом и в зимнее время.
И было вскоре сражение. И силы врага были превосходящими, и воинство Черного рыцаря понесло поражение, было смято и рассеяно. И кровавее той битвы не видели со времен Первой Войны, ни солнце, ни тучи, ни луна, ни звезды с горящими хвостами. Так страшна была та битва, что сама вечная Высшая Хелейн, что была сутью войны и путешествовала над полями сражения на косящей колеснице запряженной двумя плотоядными крылатыми конями, в грусти склонила голову. Так страшна была та битва.
А ранним утром, когда над обезображенным сражением полем брани уже кружились вещие птицы. Холодным рассветом, когда падальщики и хищные звери уже выедали застывшую плоть мертвых героев.
Ранним красным рассветом, когда небо впервые за много холодных дней прояснилось, на поле сражения пришла Дочь некроманта и стала искать и звать своего возлюбленного Черного рыцаря. Так как была она мудрой из Верных, подругой Тьяны и имя Тенн Ни ей было.
И увидела она курган из застывших тел воинов. Самый большой на всем том поле и аккуратно ступая через охваченных младшим братом Вечной, подошла к тому холму и позвала:
- О Черный рыцарь! Друг радости моей! Приди ко мне из небытия и холода. Ты ведь любишь меня?
- О да! Я люблю тебя, радость дней моих. – Ответил Черный рыцарь. Так как любил Дочь некроманта и услышал голос ее сквозь безвременье и вечность. И когда он спустился с высокого холма мертвых, уста их встретились и ужасные раны от которых смерть Черного рыцаря настигла, исчезли.
И с тех пор. Что бы не случалось. Какие бы страшные беды не ждали Черного рыцаря в его путешествиях. Чего бы не говорили небеса и сферы не предсказывали. Он говорил лишь одно:
- О, Тенн Ни мудрейшая из Верных, друг дней моей радости. Ты ведь любишь меня?
- О да, я люблю тебя, Черный рыцарь. Говорила Тенн Ни и смотрела на свои прекрасные руки, снега белого белее были они.
- О Тенн Ни! Ты заменяющая мне всех потерянных друзей и вернувшая надежду…
Ты ведь придешь за мной, Дочь некроманта?
- О да… Говорила она. Я приду за тобой. Я ведь Дочь некроманта.
И никогда не обманывала.
Часто я слышал эту сказку у костров бедных крестьян, что жили на холмистых землях Гекцланда или в богатой змеистыми реками Схивии. Часто слышал я эту сказку и никогда бы не поверил ее убогим рассказчикам, в чьих жилах течет не кровь, а кислое овечье молоко, и что боятся собственного мрака под ногами, если бы не знал истории этой героев лично.
А было это так.
Когда-то жил на свете первый из некромантов - мудрый Гертордеф, но его историю я расскажу потом. Был он мужем прекрасной Сиитваль, той, что была Верной у Барты Ткущей. Но историю о том, как встретились Гертордеф и Сиитваль я тоже расскажу в иное время. Так вот. Был у них единственный ребенок. Девочка. И была она так чудесна, что птицы и звери всюду сопровождали ее, ласкаясь, а солнце светилось ярче, когда ребенок улыбался. Это был их единственный ребенок. Стихия не могла сочетаться браком с человеком, а между тем Сиитваль была дочерью стихии. И была так же Верной Ткущей Барты. А Гертордеф был великим волшебником, но все же человеком. Так случилось, что у Стихии и человека мог быть только один ребенок. В противном случае братья и сестры Тенн Ни могли быть увы только монстрами. Не прекрасными магическими существами, а ужасными отродьями мира хаоса. У волшебства свои законы желают того волшебники и волшебницы или нет. Для того, что бы произвести на свет единственное полноценное дитя родители должны были соблюсти многие условия. Но история не о том. Это были очень могущественные и умные существа и конечно дитя их было прекрасным.
В своих прогулках и играх семилетняя Тенн Ни гуляла по просторным владениям родительского леса. Но однажды случилось страшное. Погнавшись за мотыльком, она упала в водопад. И умерла. Тьяна была первая кто узнал об этом. Было это в те еще времена когда Тьяна – Смерть одна вела список. И вот Тьяна близкая подруга и советница Гертордефа принесла ему его дочь. Мертвую и обезображенную. Родители испытали несколько ужасных минут прежде чем смогли вернуть ребенка. Смерть, это смерть, это не легкий сон с видениями, это не смешливое зажмуривание глаз. Это смерть. Тьяна знала, что так будет, знали и ткущие и говорили Великому первому Некроманту. Но человеческий путь, равно как и путь любого другого существа, это путь только его выбора. Ребенок вернулся. Это был чудесный любящий родителей ребенок и она с радостью отозвалась на их зов. Она вернулась но путешествие в мир теней оставило в ее сознании глубокий черный шрам. И с тех пор она стала меньше похожа на мать. И стала питать интерес к искусству отца. Сиитваль любила принимать облик зеленого дракона и греться на солнце. Сиитваль была стихией весны и жизни. Ее человеческий облик пленял любого, будь то мужчина или женщина. Золотые волосы Сиитваль укладывала кольцами на висках, ее изумрудные глаза всегда лучились добрым светом жизни. Гертордеф же был мрачен и неразговорчив он был высок, худ и темноволос. Однажды, когда он был еще не знаком с сутью миров, но уже проводил свои опыты и только мечтал стать некромантом, Тьяна явилась к нему, желая предупредить об опасности его поисков. Но он не знал, кто она и в грубом разговоре обидел Старшую из Высших. Маленькая Тьяна ушла горько плача. Таков был характер Гертордефа. Тенн Ни же после случая с водопадом стала менее радостной, хотя осталось мягкость характера и вместо детских игр занялась изучением магических законов. Это было очень давно. Тенн Ни стала одной из самых сильных Великих но слава и богатство не интересовали ее искалеченную в детстве душу. Казалось, она смотрит на этот мир с той стороны. Она была бессмертна. У нее не было старости. Но игры этого мира были для нее не интересны. Она любила искусство и волшебство. Любила природу. И не любила города. Однажды, она выбрала для себя территорию между двумя государствами и попросила отца и мать разрешить ей жить вне их леса. Они нехотя согласились, но пожелали помочь дочери в создании нового дома. Так и появился лес между Гекцландом и Схивии. Лес с круглым черным озером и каменистым островом. Лес.
Лес, полный жутких тварей, что пожирают всякого незваного. Но жуткие создания заселили лес только после того, как охотник за головами, нанятый фанатиками, прострелил хрупкую грудную клетку госпожи Тенн, тяжелым арбалетным болтом. Она была уже достаточно взрослой девой, что бы не умирать от таких мелочей. Но ее отношение к людям тогда сильно изменилось и я подарил ей свирепых тварей, что бы те слышали помыслы входящих и убивали всякого, в чьей душе есть зло. Так уж случилось что в душах всех людей было зло…
Не желаю здесь рассказывать о своих отношениях с этим удивительным существом. Простым смертным это знать не к чему, а бессмертные и так слишком много знают.
Так вот после того моего подарка лес стал называться «Проклятый Черный Лес». Но все же находились безумцы желающие попасть под сень его живых деревьев. Возможно, цели их были разными и многие не желали нанести вреда госпоже Тенн. Но слишком много было в них зла. Слишком.
Я уже говорил вам о чудесном подарке Аасст? Нет? О! Это был великолепный подарок! Когда Аасст преподнесла его на день рождение Тенн, он был совсем крошечным, и больше походил на агнца чем на дракона. Однажды, будучи совсем юным учеником и выполняя данное мне наставником задание, я сотворил отпрыска овцы с крыльями.
Так вот, маленький Глеппхирт был похож на агнца с крыльями. Голубоглазый, ласковый, очень красивый, и абсолютно белый дракон. Сын стихии Ткущей Аасст. Он вырос задумчивым и медлительным, как и его старшая сестра Верная Глишшхирт - дракон самой Ткущей Аасст. Однажды Глеппхирт даже победил меня в полемике о метафорах в понимании смысла жизни смертными. Но это не имеет отношения к той истории, которую я рассказываю сейчас, вы правы, не стоит уклоняться от цели. Это никогда не приводит к доброму. Особенно если цель ясна.
И так, жила госпожа Тенн в своем лесу читала и писала книги, изучала науку. Время превращало замок ее в руины что приводило в восторг бессмертную. Я иногда навещал чудесный Черный лес и всегда удивлялся его красоте - все сезоны царили в нем одновременно, они делили меж собой не столь уж великую территорию владений дочери некроманта и делали это так искусно без резких границ и споров. Словом, это был прекрасный полностью соответствовавший вкусам госпожи Тенн лес. Надо ли говорить, что мрачная Скульд и грустная Тьяна были лучшими подругами и советчицами Тенн? Барта же и Аасст всегда ссылались на недостаток времени и звали дочь Гертордефа к себе. И надо сказать, иногда она выбирала время навестить остров в Северном море или взгорье моря Полуденного. Для нас бессмертных Великих время имеет иной ход, что для Высших, мы дети для них, но тогда время жизни людей для нас лишь мгновенье. Высшие же могут видеть короткую вспышку их жизни столь долго, сколь захотят. Так как перемещаются в коридорах времени словно в покоях своих башен. И время для нас шло.
И случилось однажды злое. Был я в те времена Серым всадником и только услышав о войне между Гекцландом
и Схивии попросил моего пепельно-серого Ждижчечша мчаться скорее на помощь молодому монарху Гекцланда, но мы опоздали. Юный рыцарь и монарх - Хиероним, а для меня просто Ронни был убит и убит не обратимо. А его верные рыцари, гордая черная гвардия, была смята и растерзана в последнем бою. Не только Схивии, но и славный Пшевшаль, и предательская Витлалии выставили лучших своих рыцарей для этого боя. Остальное же войско Гекцланда было околдовано. Я, верно, забыл рассказать вам, что это был переворот, задуманный Великими, которым стал неугоден молодой золотовласый Ронни, полный мужества и новых идей, что так не радуют старых и не слишком мудрых Великих. Эти злые старики и старухи, жизнь которых теплится в их иссохших или напротив обрюзгших телах едва - едва, мерзкие злые люди, что научились останавливать старость, только заболев ей и от своей злости, не давшие своим ученикам знания вечной молодости. «Состаришься, догадаешься». Эти злые и мелкие существа, назвать их людьми будет слишком многим для них, сварливые и злые сохраняемые Хиеронимом на их постах только из уважения к традиции. Словом, тающая эта свора седых гиен все же смогла договориться и устроить переворот. Я был Серым всадником, я тогда хотел сделать свою долгую жизнь наполненной кровью и я получил это как удар стилетом в незащищенную броней спину. Я недооценил их. И переоценил себя. Мне было жаль Ронни. Я не отвлекаюсь сейчас на рассказ того, что мне было удивительно чувствовать горе, я не буду рассказывать о своих чувствах, хотя мне это много интереснее, чем рассказывать то, что я уже знаю. Почему я должен делиться с вами своими знаниями? А вот о переживаниях вы могли бы рассказать мне что-нибудь сами… Хорошо, продолжаю.
И была битва, черные рыцари, ведомые славным и знакомым мне Сергертом с которым мне пришлось пить не раз доброе пряное вино. Черные рыцари,
Лишенные короля и надежды, знавшие, что их служба имеет лишь одну ренту – владения Тьяны. Преданные Гекцланда дрались так, как никто и никогда, ибо никогда того и не требовалось. Только вот что могут сделать семь черных сотен против цветных обезумевших тысяч? Многое, унести с собой многих… Но не всех.. Цветных было больше. Оранжевые: вероломной Схивии. Красно – белые, буйной Пшевшаль. Синие и зеленые высокомерной Витлалии. Когда я, и другие серые Воины Знаний, что были со мной, примчались, было уже поздно. Все уже случилось. Мы все же пытались восстановить равновесие, и я столкнулся с тем, о чем даже не мог помыслить в самых скрытых своих снах. Я столкнулся с теми, в ком нет ни капли волшебства. Вся наша боевая магия превратилась для них лишь в шепот, они были словно окружены щитом неверия в нашу силу. И тут я все же отвлекусь от той истории, что я рассказываю вам и упомяну про свою горестную участь. Вы знаете кто я. И для вас власть моя велика, почти безмерна. Я мог бы переставлять горы и направлять течения морей… Менять судьбы народов. Нет увы мне. Нет, я не Высший, я человек. Да, я первый Верный госпожи Хелейн, но остаюсь человеком.
И вот когда мы, примчались вернуть все на круги своя, мы встретили для себя только стену из безмолвия. Мы - Серые нас никогда не было много не более тридцати в мире. Тех, что пришли со мной, было двадцать два. Двадцать вторым был я. И мы встретили стену. Город – Крепость, стоял в молчании, словно вырастая из незыблемости трех белых вершин. Сверкающие белые стены хранили гордость и тепло дней, когда лишь достойные ступали на камни его мостовых. Связанные клятвой Верности и Чести. Город был прекрасен, великий Белый город, с черным шпилем замка - узор черного и белого камня в бегущих облаках теплого лета. Дом силы и отваги. Но, цитадель была пуста теперь, и словно ждала своих детей, которых больше не было на свете. Но пришли лишь мы и встретили стену.
Мы мчались на своих страшных тварях и сеяли молнии, мы явились туда, где видели зло, уничтожая на своем пути лагеря Цветных и снимая чары с жителей Гекцланда. Мы знали, что в Городе мы встретим вероломных Великих. Мы шли убивать их, Предателей опозоривших нас всех - владеющих знанием. И мы встретили их, а так же тех, в чьей крови совершенно не было волшебства, тех, кто отказался от себя. Я не придумал для них ни имен, ни цвета. Безымянными остались они. Я могу убить многих, я стою целого войска. Безымянных было немного. Две сотни, не более. Они расстреляли нас из луков, как только мы вошли в ворота. Их стрелы были смазаны их же кровью. Кровью неверия. Мы заранее чувствовали беду в воздухе. Вернее зияющую пустоту, но даже я не мог увидеть. Мы приняли битву. Мне неприятно говорить об этом. Всех кого любил, почти всех потерял я в те времена. Мои братья по Слову и Мечу были убиты и рассеяны. Нет, убиты были не все. Нас очень сложно убить. И Оргибартэ, Стрибторе, Вердшаальвиенктори, Диппроатора. Тиееэ, Тзеке и Глэ я смог вернуть потом, но раны в наших душах болят и теперь…
И так мы были порублены на куски и удерживали нашу жизнь только усилием воли. Мы пытались вернуть себя и всегда имели на это право. Не всем удавалось остаться. Не всем. Я помню, как искали руки Оттикса его разрубленную на мелкие части голову и не смогли найти. Я помню, как Шааль вновь и вновь поднимал свое тело ощетинившееся тысячью стрел и пронзенное четырьмя двуручными мечами, мечи оставались еще в ранах и продлевали их выдирая плоть и внутренности. Сам я был тогда ослеплен и обломки стилетов и стрел застряли в моем лице. Вам достаточно этого или вам нравится описание поражения Серых? Я не желаю говорить…
…Меня тогда привели в зал, я еще слышал, как шелестят дорогие ткани на Предателях. Имя им было теперь таким. Безымянные влекли меня. Мои пальцы были отрублены и страшные раны не давали мне двигаться, но, поняв, что здесь есть те, что уязвимы для силы, я не замедлил воспользоваться своей способностью нести смерть. Ах, предатели все же были слишком сильны. Я смеялся над ними, не видя их, я убивал их, и это было вероятно очень страшно. Моя черная кровь заливала белый, вытертый погибшим Черным воинством камень Цитадели. У меня не было глаз, что бы плакать…
Словом Госпожа Хелейн нашла меня, потом, спустя год, я не спрашивал ее, почему она так медлила. Я был распят на ветвях безлистного белого дерева в огненных землях. Все мои потроха были вынуты и аккуратно запечатанные в специальных сосудах, развезены по краям света. Они не смогли убить меня совсем, но смогли связать и обездвижить, лишить возможности убивать. Когда-то я договорился с Тьяной, что сам попрошу ее забрать меня. Попрошу сам, а до этого как бы ни было скверно, я буду удерживать свое сознание и волю.
Я хочу этим только сказать, что Предатели действительно были сильны.
Что ж, как видите со мной все не так печально. Глаза мои вновь видят, и я оставил себе лишь маленький шрам за ухом, что невидим для вас, но когда гордыня слишком громко смеется в моей душе, я тереблю это напоминание.
И так, эта история не про меня. Про себя я не слишком люблю рассказывать, про меня с увлечением рассказывает моя Госпожа, что так любит снимать меня с белых деревьев или возвращать из трещин в морях. Моя добрая госпожа Хелейн ласково смеется, рассказывая Ткущим или Тьяне о моих странствиях. Надо ли говорить как мне это неприятно.
А в битве Семи Черных Сотен под Стаавааки случилось вот что: Все Черные были перебиты и взяты в плен. Те немногие адепты волшебства, что были с ними, сражались как безумные и были убиты Безымянными. Старый Сергерт велел отступать к Черному лесу, что было не глупо, но слишком поздно. Если бы, они чуть раньше попросили защиты у Тенн возможно, она, наконец, отвлеклась от своих теорий и обратила бы свой взор к простым человеческим жизням. Но нет, все произошло слишком быстро и гордые Черные не просили для себя помощи. Черный лес не единственный лес между Гекцландом и Схивии и битва продолжалась уже как охота, Черных гнали жуткими тварями, что создали Предатели, Черных гнали Цветные рыцари. Словом никого не осталось. Кроме одного. Звали его Элинго и был он сыном Сергерта. Элинго был сотником, и был слишком любящим битву что бы когда-нибудь занять место отца - Ведущего Семь Черных Сотен. Боевой его конь был пепельно-серым, конечно это был отпрыск моего Ждижчечша … Коня звали: «Талая» была это необыкновенно сильная кобыла, конечно в отличие от ее отца не умела она изрыгать пламя и летать, но питалась не только овсом, но и плотью, как и положено боевому коню черного рыцаря. И в том бою многие погибли от зубов и острых стальных подков славного зверя. Но стальные пластины, защищавшие корпус твари, пробили во многих местах арбалетные болты, а часть их была разрублена и утеряна на век. Ноги Талой искусали страшные звери натравленные Предателями, звери конечно не пережили атаки на чудесную кобылицу.
И все же кобылица остается кобылицей, даже такая волшебная как дочь Ждижчечша. А было так, что за два месяца до этой печальной битвы выпустила Хелейн на свободу своих Несущих Колесницу. И очень понравился Талой, что как раз была в то время в охоте, угольно-черный Кёле. А Кёле понравилась пепельно-серая Талая. Словом, ждала кобылица жеребенка и совсем не желала жертвовать ни своей не его жизнью. И когда силы ее были на исходе, а сам хозяин ее, доблестный Элинго лишился сознания от ядовитой стрелы, вонзившейся в незащищенную более наплечником левую руку. Тогда…
Тогда позвала кобыла, Кёле. И Несущий Колесницу примчался вместе с братом – Аше. Нужно ли говорить сколь велик был гнев Кёле и азарт Аше? К своему несчастью преследователи Талой не сразу поняли, в какой страшной опасности оказались. Ведь Несущие Колесницу бессмертны и прожорливы как пламя. Увы, кони великой Госпожи Хелейн не могут сами решать исход битвы но все преследователи Талой и даже те из них, кто никогда в жизни ее не встречал но оказался тогда так близко к ней что Звери Высшей Хелейн смогли услышать их дыхание или чуять запах. А слух у Несущих так хорош, что днем слышат они как на другом берегу Мира поют ночные рыбы Саона. И чуют они кровь, за много столетий до битвы. Словом не осталось врагов под сенью дерев леса, в котором бегом спасалась Талая.
Конечно Кёле хотел было сожрать и самого несчастного Элинго, ведь был бедный рыцарь человеком а Несущее твари вздорные и не признающие власти людей. Так род свой ведут от Тьмы и Пламени, что вечно ускользают и свободны, а влекут Колесницу лишь от любви своей к Госпоже, и как сами есть суть стихии Ее.
Но пепельно-серая возразила и укорила своего мужа в грубости и он выслушав ее рассказ о том как хорош и добр хозяин ее, вспомнил вначале о меланхоличном Глеппхирте а затем и о его госпоже Тенн Ни. Так и оказалась Талая со своей бесчувственной ношей в волшебном лесу дочери некроманта. А поскольку человек на ее спине, был лишен мыслей и обездвижен ядом и потерей крови, а сердце его было всегда чистым от злых чувств, то беспрепятственно добралась могучая кобылица до озера. Кёле и Аше сопровождали их. Проснулся от мечтаний белый Глеппхирт и выслушав со всем терпением сбивчивый рассказ Несущих и усталые речи Талой решил позвать свою хозяйку. Тенн же так давно не видела людей в своем лесу, что совсем не рассердилась а осознав, что гость ее умирает, щелкнула пальцами и статуи, что много столетий стояли подле входа в ее жилище, пришли в движение, объяли каменными руками холодеющее тело последнего из Черных рыцарей, сняли его с седла и бережно отнесли к Тенн в спальню. В пути сами собой расстегнулись пряжки доспехов и измятые железные щитки и рваная тонкого плетения кольчуга, весь тяжелый верный панцирь рассыпался как почерневшая от огня тростниковая бумага.
Затем шнурки поддоспешника расползлись словно черви от солнца и в покои Тенн рыцарь Элинго был доставлен лишь в окровавленной шелковой сорочке.
Не стоит улыбаться, просто верьте мне, что человеческое тело после боя, что длился три дня и четыре ночи и похода что длился день, правда уже без участия сознания, выглядит крайне…. Совсем плохо. Дочь некроманта задумчиво посмотрела на тело своего гостя и приказала статуям нести его в лабораторию, что была под самой стеклянной крышей башни. Там, освободила она, метала белого стол, от бумаг и флаконов с разным материалом и на это жесткое ложе уложили незваного гостя холодные и уже красные от его крови руки статуй. Но не успела Тенн произнести и первого звука заклятия Исцеления как в лабораторию вошла Тьяна.
Без стука всегда приходит она.
- Друг мой, имя этого человека в моем списке. – Сказала Тьяна.
- Этот человек гость мне, он сам пришел в мой лес и сердце мое радо ему, оставь его еще погостить.
- Охотно. Но есть в узоре одно условие к тому. Если будешь ты против такого, то придется отметить его мне в списке.
- Какое же? – улыбнулась Тенн, неужели должна я лечить его сама? Без моих слов исцеления? Так? Хитрая подруга моя?
- Только ты знаешь мой характер, - смеялась Тьяна.
- Только ты знаешь, как скучно бывает мне от власти моей, но обещай, что если ошибусь я в лечении своем, ты все же не заберешь его сразу, ведь я не лекарь и не ведьма.
- Хорошо же. Так и будет. Но. Одно условие ставлю я. -сказала Тьяна – когда закончишь ты сшивать его мышцы острыми иглами и сращивать кости а так же варить противоядие против яда, да ты и сама знаешь что яд этот из колючек с хвоста красного Мантикора того, что живет в белых песках. Когда…
- Подожди. Я принесу тебе сейчас горячий чай, из листьев твоего любимого кустарника и синей жимолости, а ты задержишься и поговоришь со мной недолго о ядах и железе. – С этими словами дочь некроманта убежала, оставив свою светловолосую подругу разглядывать обезображенное ранами тело юноши.
Никогда мне было непонятно: откуда берутся черви. Сам я сотни раз задавался этим вопросом, обнаружив их в своих ранах, а что хуже, в ранах своих солдат. Что? Вы не верите, что в моей плоти могут жить дети мух? Скажем так: у меня была бурная молодость, и я не всегда был верным Высшей Хелейн, а когда стал им, то раны мои стали привлекать еще меньше к себе внимания. И иногда сняв кирасу, или иной сегмент доспеха я поражался не столько ранам найденным на собственном теле, а белым червям, что роились там. Откуда? Откуда под слоем стали, кожи, грубой ткани и шелковым бельем, черви. Помню, когда я воевал на востоке в стране степей и красных скал, был я в седле два дня еще после битвы, так гнали мы впереди себя остатки войска Смуглокожих, не помню уже названия их племени. Конечно, я был ранен, с моим нетерпеливым характером мне только и остается, что быть верным у Хелейн. И вот слышал я от лучника, что был тогда другом и стременным мне забавнейшую версию, о том, что черви живут в самой нашей коже, и стоит ей лопнуть от удара вражеского оружия, свободно выползают и начинают вить свои гнезда. Я, кажется, так и не смог объяснить ему ничего о различии насекомых, простейших и людей. А червей я не люблю. Сильно не люблю я их, с тех пор, как был пленником в огненных землях. Насекомые там куда больше чем, например, Гекцланде, и много уродливей.
Я не верю, что смогу выдержать такое второй раз. Вы и сами понимаете, что происходит с телом на жаре. Телом, влагу и плоть которого, пожирает Белое дерево и миллионы различных личинок. Личинки были самые обычные, совсем не волшебные в них не было ни капли, магической силы, только та, что зовется жизнь. А дерево, что ж дерево было более чем магическим. Страшное, разумное, с несгибаемой волей и настойчивостью растения, оно заплело ветвями мои кости, а когда госпожа пришла за мной, не желало отдавать их, тогда она сожгла ветви и прокляла корни, но вы же знаете, огненная земля и без того проклята. Я стал нервным после того года и иногда мне кажется, что одна лоза все же уцелела где-то в моей грудной клетке. Когда я был пленником дерева, там была целая беседка из белых ветвей, усеянных шипами, так что невозможно было отличить, где кости, а где дерево... Не улыбайтесь так, я чувствую боль, и мне бывает страшно. Как раз по той причине, что я верный самой Хелейн и знаю несколько больше вас.
Ах, рыцарь? Конечно…
Черви и плоть. На этом я опять отвлекся. Я долго молчал, вернее, говорил лишь только с собой, потому так невнимательно повествую.
Итак, Тенн долго лечила его. Возможно, потому не вспоминала обо мне, что была занята, а когда вспомнила, прошел год, и она спросила Хелейн. А вспомнила, играя с жеребенком Кёле и Талой. Спросила Талую, кобылица не знала, но спросила мужа, он тоже не знал того, но спросил свою госпожу. Высшая войны посмотрела на свои босые ноги, омываемые теплым морем, была она тогда в гостях у Шаальеентартенвальвиг жены и Верной Саона, непристойно выругалась и отправилась в Огненные земли.
Она отвезла меня к Тенн, лечить мои слезы. И еще мне некуда было пойти. Я бы подверг угрозе всех друзей, из воинов, что еще оставались у меня. А во владениях Тенн всегда было для меня место. И там молодой Элинго уговорил меня мстить. Это было, спустя два года. Я собрал Серых, кого то нашел мертвым и смог вернуть. Многие ушли безвозвратно. Я собрал армию из наемных убийц, не имеющих дома, и мы пошли дарить Гекцланду свободу. Теперь понимаете, откуда сказка? О, да. Мы проиграли второй раз. Что было со мной. Неважно. У меня был новый конь. Сын Талой и Кёле. Его имя Свааальтбирд. И конечно Кёле заботится о своем детище, хотя сын его бессмертен и неуязвим. Видите, главное выбрать правильную лошадь. Поэтому, когда исход битвы был окончательно ясен, явились Несущие колесницу, но на этот раз с самой колесницей и той, что колесницей правит, и мы - Серые смогли выйти из боя. А Тенн Ни забрала своего Элинго лишь неделю спустя после того как он пал. Вероятно, думала над тем, насколько он нужен ей. Или просто боялась она Безымянных, ведь они могли убить ее как простую крестьянку. Без своего волшебства она была для них лишь худой темноволосой девицей. Даже не думаю, что эти грубые люди нашли бы ее красивой.
Теперь вы знаете, откуда взялась эта странная сказка.