(венок сонетов)
1
как солнца луч, упавший на кристалл,
он приходил в мой дом всегда под утро
и с первым словом, сказанным как сутра,
мой дом, казалось, снова оживал.
и слово было «бог». и он сказал:
«бог мой! а ты все пьешь? вот это мудро!
душа твоя, как и сознанье, мутна.
мой, бедный брат, так, значит, ты не знал,
что у богов есть дух, но нет души?
им больше любопытны наши души.
я говорил об этом? нет? так слушай!
мы смертны – тем для них и хороши.
сверкает ярче, чем на солнце иней,
жизнь, что конечна, как вино в кувшине».
2
жизнь, что конечна, как вино в кувшине, –
ни текст, ни расстоянье, ни процесс,
ни временной отрезок, а абсцесс,
болезнь, что развивалась по причине
стремленья к продолженью жизни. ныне
я вовсе к ней утратил интерес.
мне безразлично все, мне скучно, бес.
мне скучно без тебя, с тобой, с другими…
смеется: «я улавливаю нить.
да, трудно мир представить без изъяна,
коль все мы родом в нем от обезьяны.
а ты все не найдешь, с кем бросить пить.
ты скучен сам, как старый комик в гриме,
как точки, что не станут запятыми».
3
как точки, что не станут запятыми,
дождя темнели капли на стекле.
и капли на щеках в вечерней мгле
дорожками изжелта-золотыми,
в безмолвном удивлении застыли.
«все говорят, нет правды на земле.
в чем правда, брат? в бокале божоле?
или абсента с горечью полыни?
любовь прошла. подумаешь, утрата!
позволь тебе открыть секрет простой:
брат Каин был не братом, а сестрой.
а их сестра, куда опасней брата.
за тех, кто сладкой пытки избежал
не грех поднять наполненный бокал».
4
«не грех поднять наполненный бокал
за то, чтоб исчислять, забыв про дело,
удельный вес не своего удела
ты по ударам сердца перестал.
мой бедный брат, уж лучше б ты писал
канцоны про ланиты цвета мела
или почаще сам ходил налево…
о, женщина – капризный раб зеркал!
пилотный выпуск из ребра Адама.
хоть с той поры прошли уже века,
исправленных изданий нет пока –
такая вот божественная драма.
лобзай под стройной ножкой пьедестал
за все, чем в этой жизни ты не стал».
5
«за все, чем в этой жизни ты не стал,
благодари чудесное мгновенье.
твоя программа саморазрушенья –
не больше, чем логический финал
законов жизни. только кто терял,
вновь обретает. но не жажду мщенья,
а опыт извлекает из общенья».
я молча слушал, изредка икал
в пылу полуосознанных стремлений.
«ты хочешь жить? ну черт с тобой – живи.
ты хочешь жить в покое и любви?
ты много хочешь, мой нетрезвый гений.
давно ли сам любви ты проклял имя
в припадке добродетельной гордыни?»
6
в припадке добродетельной гордыни
я раздавал советы, как долги:
не лги, не возвращайся и не жги
стихов и писем в тлеющем камине.
он улыбнулся: «не впадай в унынье.
я ж – миротворец, черт меня дери!
а мир всегда творится на крови».
и вышел прочь, оставив яд в графине.
во след ему качнулась плавно твердь,
мир сузился до узких рамок дверцы.
рассудку возражая, ныло сердце:
«кто ищет смысл, находить только смерть».
и я молился смерти, как богине,
вновь вознося проклятья на латыни.
7
вновь вознося проклятья на латыни,
я с губ срывал молчания печать.
молчать не трудно, трудно не молчать,
когда слова становятся чужими,
и ты в них, словно мошка в паутине,
запутавшись, не прекращаешь лгать
и, расшибаясь в кровь об эту рать,
мечтаешь о свободе лишь отныне.
он скажет: «что тебе твоя свобода,
когда ты – раб давно минувших лет?
а истины как не было, так нет
и правды тоже нет, и даже бога».
и спросит, глядя в мой пустой бокал:
«мой бедный брат, так что же ты искал?»
8
«мой бедный брат, так что же ты искал?
земную жизнь пройдя до половины,
обрел лишь серой скуки запах винный,
себя не понял, прочих не познал.
твоя обитель – мрачный тронный зал,
а вкруг него лежат одни руины.
и поздно к небесам взывать с повинной,
ты сам себе дорогу заказал.
ты жаждал осязать картину мира,
но всюду натыкался на слова:
слова – мосты, канаты, зеркала,
слова – паяцы и слова – кумиры,
слова – занозы и слова – драже,
то слово – яд, то слово – бланманже».
9
то слово – яд, то слово – бланманже.
совсем не то слова в устах поэта.
когда он вдруг сказал: «я чужд для света.
мне нет родни по крови и душе.
я ощутил сиротство, как блаже…»
обняли губы дуло пистолета.
кто смеет упрекнуть его за это?
пожалуй, что теперь никто уже,
когда ни шанса больше нет из ста,
что солнца луч скользнет во мгле, как прежде.
я губы в кровь рассаживал надежде.
я покидал знакомые места.
120 под дождем в ночи по встречной,
как миг один, а я такой невечный.
10
как миг один, а я такой невечный,
промчались мимо, страны, города.
и время утекало, как вода,
ничто, как время, так не скоротечно.
из сонма слов, что брызгали картечью,
осталось только слово «никогда».
смертельно утомляли поезда,
я так и не приблизился к конечной…
сегодня пятый день, как я не пью,
а мир вокруг не стал ничуть не лучше.
все те же индевеющие лужи,
все то же безразличное «люблю»
случайных губ, что от тоски не лечат,
прощания, случайные, как встречи.
11
прощания, случайные, как встречи,
и снова за окном чужой пейзаж,
гостиница, двенадцатый этаж
и одинокий холостяцкий вечер,
когда занять себя предельно нечем.
лишь тень, как неотступный, верный паж,
скользит за мной. я сам как тень. я – страж
своим страстям. но я неправ. беспечно
из номера соседа льется скерцо.
и он неправ. час ночи. тишина.
и только смерть одна всегда права,
пошлите же кого-нибудь за смертью!
любовница с косой и в неглиже –
расхожий, незатейливый сюжет.
12
расхожий, незатейливый сюжет –
один, как перст. один. как дура-лира
на службе вечно пьяного сатира,
как одинокий колос на меже,
как попугай у старых ворожей.
а в небесах ночных зияют дыры
величиной с мою картину мира.
все остальное тонет в мираже
и остается только боль и память.
прости, мой брат, мне правда очень жаль,
что полон вновь граненый мой Грааль.
под утро дождь размыл ночную наледь,
пока я множил боли капитал.
зал ожиданий. тамбур. снова зал.
13
зал ожиданий. тамбур. снова зал.
и длинная, как вечность, галерея.
на креслах спят потомки Галилея,
во сне вращая ось Земли, как вал.
смежили веки под навесом скал
усталые посланники Борея,
под пеплом спит погибшая Помпея,
и только я один опять не спал.
и я бужу настырно и упрямо
ближайшего из спящих мертвецов:
скажите, как достичь, в конце концов,
конечной остановки сердца? – прямо!
и я бежал, бежал, бежал, бежал…
и снова тамбур. зал. перрон. вокзал.
14
и снова тамбур. зал. перрон. вокзал.
таксисты упражняются в сноровке.
и юноша один на остановке –
полны печалью синие глаза,
в руках блокнот, а на щеке слеза.
из-за спины читаю, как воровка:
«ланиты, что белее мела». ловко!
но для чего ты это написал?
хотя, я сам писал о том как будто.
теперь же я – ответ на твой вопрос:
с недавших клятвы не велик и спрос.
я буду приходить к тебе под утро,
когда вином наполнишь свой бокал,
как солнца луч, упавший на кристалл…
магистрал
как солнца луч, упавший на кристалл,
жизнь, что конечна, как вино в кувшине,
как точки, что не станут запятыми.
не грех поднять наполненный бокал
за все, чем в этой жизни ты не стал.
в припадке добродетельной гордыни
вновь вознося проклятья на латыни,
мой бедный брат, так что же ты искал?
то слово – яд, то слово – бланманже,
как миг один, а я такой невечный.
прощания, случайные, как встречи –
расхожий, незатейливый сюжет.
зал ожиданий. тамбур. снова зал.
и снова тамбур. зал. перрон. вокзал.