1.
Не оставь нас, Господняя милость,
да простится нам наша вина!
В этом крае извечно ценилась
кровь людская дешевле вина.
На Востоке всё очень не просто,
не надежны еда и вода.
Под кавказские пышные тосты,
как чума, расцветает вражда.
И идет речь о чести и мести,
не понять, кто джигит, кто палач.
Только знаем: они всегда вместе –
кровь и детский отчаянный плач.
Да, возможна планида другая,
но в обнимку с мечом и огнем
христианские села сжигают
православные в гневе своем.
И пока торжествуют химеры
и зола пепелища печет,
кто-то в сером, без чести и веры,
пополняет свой банковский счёт.
Мы вернемся в страну Сакартвело,
и, как прежде, обнимем ее.
Но на братской войне разжирело
до размера орлов воронье.
Рок умеет играть только в кости,
офицеры — в буру или штос.
Задержали его на блокпосте.
Кто такой?! Он ответил: «Христос».
2.
Генерал с лицом фельдфебеля,
что-то в камеру бурчит.
Вряд ли Бабеля от Бебеля
он, бедняга, отличит.
И наверно, одинаково
врёт грузинский генерал.
Сомневаюсь, что Булгакова
он для членья выбирал.
Время, гнусное и пошлое,
подымает знамена.
С громом танков мчится в прошлое
оглушенная страна.
Где опомнятся – неведомо.
Не убий, не укради,
и могилу Грибоедова,
если можно, пощади.
3.
На хОлмах Грузии лежит ночная мгла
А.С. Пушкин
Жизнь — обмылок, жизнь — окурок,
что валяется в пыли.
После персов, после турок
братья русские вошли.
Заревут угрюмо танки, —
все изменится в судьбе.
На Рублевке и Лубянке
мало знают о тебе,
та страна, где вы на пару,
словно око и слеза —
этот лермонтовский парус,
окуджавская лоза.
Что политиков раздоры
и князей удельных спесь
перед памятью, в которой
растворяешься ты весь?
С хОлмов Грузии в долину
опускается туман.
Грибоедова и Нину
охраняет Тициан.*
Все уносит неустанно
водопад седых времен.
Не казните Тициана,
он уже давно казнен.
И повсюду эти пятна –
неужели от вина?
Но спецназу непонятны
Руставели письмена,
и единые скрижали,
и с крестом единым храм
в той стране, что обожали
Пастернак и Мандельштам.
* Тициан — разумеется, Тициан Табидзе