Пущен биток сильной, крепкой рукою и скользя по сукну,
Бьёт пирамиду он в лоб, и разлетаются шары по столу.
В крайнюю лузу – прямой, ну, а в среднюю – верный свояк,
Четко влетают шары, но это делает рука не моя.
А моя – ковыряется в носу….
Вот он идет вдоль стола с ухмылкою нахальною на лице,
А у меня ниже пяток ушла душа, и сердце в кольце.
Пальцы свои он веером расставил, настроил на абриколь,
А я, словно в клетке кин-конг, в глазах отчаянье, ярость и боль.
И рука - ковыряется в носу…
То правый винт, то дуплет, то штаны, ну, прям какой-то кульбит,
Словно на СУ – 27 вторую партию он лузы бомбит.
Я в образе всё рисовал, мечтал, горел, желал, молитву читал,
Вот бы он сейчас киксанул, а я тогда бы класс ему показал.
Но рука – ковыряется в носу…
Вдруг словно голос с небес: «Вот шанс, давай!», я дал, да видно не так.
Взял бы, да и залетел, ну, хоть какой – нибудь, простите, дурак.
Я проиграл тогда, но время лечит, всё забылось давно.
Только вот, с той игры со мной осталось лишь одно…
До сих пор ковыряюсь я в носу.