Октябрь пропах дождём и табачным дымом.
В порывах ветра кружилась листва берёз.
А град Петров был каменно-нелюдимым.
По его улицам брёл каштановый пёс.
Он шёл шесть долгих лет и одну неделю
По светлому следу зелёных июньских глаз.
Забавная помесь ангела и спаниеля,
В пути потерявший оба своих крыла.
Над ним висело серо-синее небо.
Под ним раскинулся мрачный сырой асфальт.
Ему казалось, он здесь ни разу не был –
Но что поделать, коль нет дороги назад.
Ему плевать, что всюду грязные лужи,
Что от дождя до нитки промокла шерсть.
Ему от мира почти ничего не нужно,
Лишь счастье, которое спрятано где-то здесь.
В него швыряли окурки шальные дети,
Бродяги пускали многоэтажный мат –
Наверно, они для того и живут на свете,
Чтоб ненавидеть всех, кто добр и лохмат.
Но, не обращая внимания, шёл он к цели,
Хотя подушечки лапок истёрлись в кровь.
Глаза его огнём неземным блестели,
А в маленьком тёплом сердце жила любовь.
На улице Мудрости светят квадраты окон,
Встал справа каменным монстром тридцатый дом.
В нём кто-то большой и сильный, забившись в кокон,
Пил спирт и ощущал себя дураком.
Кого считал за друзей – оказались сбродом,
Влюблён без памяти был он в сущую дрянь.
В отчаянии взирал он на плач природы,
Кляня себя, что жизнь пролетает зря.
Темнело, и крупные капли стучали в стёкла,
А в памяти шевелилось, как будто мышь:
Шесть лет назад – какой октябрь был тёплый…
И где он сейчас – каштановый тот малыш?
Ах, как уже надоело считать ступени –
Скорее бы заветная эта дверь!
Скользил во мраке подъезда бесшумной тенью
Отважный полуреальный влюблённый зверь.
Достигнута цель! Ещё чуть-чуть ожиданья –
В обивку двери скреблись его коготки.
Открыто - можно войти? Хвала мирозданью!
Как были они далеки, как стали близки!
Каштановый пёс согрелся в Его ладонях,
Вдыхая тепло прокуренных нежных рук, –
И ночь октября превратилась в июньский полдень,
И каждый из них узнал, что такое Друг.