Задумчив, раздражителен, капризен был Он с самого утра.
Потом Его вдруг что-то рассмешило.
Он прыснул со смеху, запел, загрохотал,
завыл он,
заголосил базарною торговкой,
обрызгал всех прохожих,
- Фу, какой неловкий, -
все возмутились – на что это похоже?
И зонтики рванулись ввысь,
а Он - как плюхнется вдруг вниз
и – в пляс пошёл по лужам!
А мы тем временем швейцарами в подъездах служим.
Притормозили вмиг ослепшие, растерянные странники,
и вишеры машин вдруг заметались в панике,
автомобили ёжатся, бурчат, хоть мойка дармовая,
прохожие - про то же всё – мол, мы не понимаем,
и что себе Он позволяет? Мы для Него что, - губки?
Дела ведь тут у нас, покупки…
Задорный взгляд сквозь золото ресниц
и из-под тушью туч очерченных бровей,
- Коль захотите, - станет вам ещё смешней! –
а для начала – фейерверк зарниц!
Всем встать на голову!
- Он пьяный, что ли?
- А может, праздник у Него, ну, скажем, юбилей?
- Всем видеть мир наоборот! В венках огней!
Мы встали вверх ногами.
Он ухмыльнулся радугой во весь небесный рот.
- Ух-х, в-во даёт!
- Какое легкомыслие! Я от Него никак не ожидала…
А море всё брюзжит устало,
- Своей воды мне, что ли, мало?
Катились бы назад! И катит вал за валом…
А в вышине - доспехами блистал Он
и хохотал счастливо!
Такая вот гроза у нас. Зимою. В Тель Авиве.