М. Ч.
Ты, наверно, читала меня, ну а я тебя пил –
Сладко, жадно, неистово и беззаветно,
Пил взахлёб, вспоминая твой вкус, узнавая твой пыл
И не мог надышаться письмом безответным.
Я не верил в реальность, задушенный зверской жарой
За минувшие три отпускные недели.
Новорожденный дождик вернул тебя робкой игрой
По кафешному зонтику, где мы сидели.
Тёмным телом влекла, подгибая колени к груди,
Как гитара, чьих струн много дней не касался.
А давно ли звенели? – два года уже позади...
Сердце хме'льно сбивалось с романса на сальсу.
Рассуждали о времени, странах, судьбы якорях,
О японской поэзии, – хокку и танке, –
Вскользь о мистике, духе Берлина, житейских морях.
И в машине слилась ты с разливами танго.
Ты вдруг стала так цельна, таинственна, так глубока,
Что я был оглушён и растерян тобою.
В предотъездной нервозности чуть сумасбродна, легка,
Суеверно, азартно влекома судьбою.
А когда расставались, я силился всё прочитать
План грядущего, дух призывая от Ванги.
Но был слеп. И в вагоне хотелось мучительно спать.
И томилось в груди послевкусие танго...
27. VII.2008