Добавил в ночь затмения Орфей
девятую струну в созвездье Лиры.
И в ту же ночь из собственного тира
унёс Амур свой золотой трофей.
Одна. Беззвучная. Девятая струна,
девятая наложница в гареме,
несущая тоски червлёной семя,
придушенной под тяжестью руна.
Девятый день тревоги и стыда.
Её душа, лишившись оберега,
стремиться будет босиком, по снегу
туда, где упадет его звезда.
Последних слов сырое ремесло
оплачивают плачем по искусству
аукционы, где вразнос и с чувством
победами добра тогует зло...
Так древний полис списками под снос
увековечил память о Помпее.
Ему не стать безлюдней и слабее
за то, что из него не видно звёзд.
В наручниках нарочно не проспишь
рассвет девятый, наспех сотворённый,
чтоб после нервно сотворять иконы,
фетиши лиц на скатертях афиш,
забытые до срока имена,
закованные в клавиши рояля -
отступников, что первый раз ступали
без парашюта в полый люк окна,
изменников, что изменили мир,
не примирившись с миром ни на йоту,
презревшие азартную работу -
своею кровью украшать сортир...
Девятый акт. Всё те же в свете рамп,
в глухих потемках оркестровой ямы,
всё тот же курс валют, всё те же граммы,
влюблённый Феб, невыдавленный раб...